Я и мой воображаемый недруг - [30]

Артем, конечно, и не думал отпускать меня одну — пошел провожать. У него на щеке алела ссадина — и точно не от кулака одного из «напавших», потому что тот даже не ударил его. Скорее всего, для полной процедуры он заранее подготовился — два обвинения всегда лучше, чем одно.

Мы долго шли молча. Я не знала, как отблагодарить его, а на мое «спасибо» он вообще ничего не ответил. Но через длительное время все же заговорил — и совсем не о том, что я хотела бы обсуждать:

— Так и насколько близко ты с Серегой общалась?

Я не поняла вопроса, поэтому промолчала. Призрак рядом зачем-то хохотнул. Артем продолжил сам:

— Это ж его схема… Да ладно бы просто схема — ты же говорила его словами! Мы очень похожую ситуацию провернули, когда одного из наших какие-то бандюганы выцепили — только угрожали, но доказать это было невозможно. «Пока ничего не сделали. Надо, чтобы сделали»…

Я замерла. Артем тоже остановился рядом, вглядываясь в мое лицо. Сережа действительно не нашел иного способа вытащить сегодня меня из проблем, кроме как так подставить?

— Я… общалась с ним… близко, — даже я бы не поверила такому голосу. А уж Артем нахмурился еще сильнее. — Ты не поверишь, если я расскажу!

Сама смотрела на своего недруга — он мешкал. Похоже, тоже не знал, в какую сторону рулить. А потом коротко кивнул, словно давая мне разрешение. Я вздохнула — видимо, сегодня спать мне не придется вообще.

— Пошли, Артем, в дом. Мне есть что тебе рассказать.

Он, в отличие от Пашки, в восторг не впал. Сначала недоверчиво качал головой, потом слушал мои рассказы о том, чего я знать просто не могла, а потом зажал голову руками и долго так сидел. Перед уходом сказал, что ему нужно все переварить, что он пока не готов… ни к чему.

Он пропустил два дня в институте, но наконец-то созрел. Явился ко мне уже поздно ночью, без звонка — уставший и какой-то осунувшийся.

— Я даже поговорить об этом ни с кем не могу…

— Заходи, Артем.

Конечно, он поверил — мы просто не оставили ему другого выбора. Он часто переспрашивал, где сейчас находится Сережа, а я отвечала. Артем явно стеснялся своих слез, но я не могла тактично оставить их наедине, потому что являлась единственным связующим звеном. В конце разговор даже перестал быть таким тягостным, хоть это и до сих пор не походило на встречу старых друзей, и какая-то жуткая неловкость висела в воздухе. Но Артем принял. Артем теперь будет заходить сюда не только ко мне. Артем изумлен, как мы вдвоем уживаемся. В итоге он даже смеялся. Не знаю, правильно ли мы поступили, убрав один камень с его души, но положив туда другой. Договорились, что с матерью этот аттракцион повторять не станем — она учится жить по-новому, так и пусть живет.

— Там снег пошел, — сказал Сережа, который проводил Артема до самой границы с туманом, хоть тот об этом даже не догадывался. — Пойдем гулять?

— Сереж, мне грустно как-то… Какой гулять? Да и четвертый час утра!

— Там снег пошел! — он возвестил это другим тоном, будто от этого мой ответ должен был измениться.

После долгих уговоров я согласилась собраться и выйти на улицу — все равно же не отстанет. А тоску надо как-то развеять. И правда — первый снег в этом году! Да такими хлопьями! Уже завтра, наверное, все растает, а пока город спит, не подозревая, что совсем ненадолго небо укутывает его в одеяло.

Во дворе ни души, а от снега как-то светло. Сердце забилось проще, будто отпуская что-то ненужное. Сережа подошел сзади, и я почувствовала, что в моем теле уже не только я. Но твердое сознание не давало ему возможности управляться со мной, как ему вздумается.

— Чего ты хочешь? — спросила я.

— Покружиться! — ответил так, будто это было очевидно.

Я раскинула руки и подняла лицо вверх, подставляя снежинкам. Переступая с ноги на ногу по кругу и теряя связь с пространством, я забывала обо всем. И мне было плевать, как я — одна кружащаяся под падающим снегом — выгляжу со стороны. Потому что я не была одна. Никто в мире, наверное, не был настолько близок, как мы вдвоем в этот момент — два сознания в одном теле. И кажется, больше ничего не нужно.

Странно, что законы физики продолжали действовать — когда голова слегка закружилась, я оступилась и упала. Так и продолжая лежать, укрываемая снегом, спросила в небо:

— Доволен?

— Да-а, — его голос не был моим, он так и не смог полностью слиться с моим сознанием. Мы просто находились в одних пространственных координатах — не больше.

— Чего еще ты хочешь, неугомонный?

— А ты? — кажется, он улыбался.

— Спать… наверное, — это первое, что пришло мне в голову, хотя сонливости не было ни в одном глазу.

— А я хочу быть живым.

— Невозможно.

— Тогда… я хочу тебя поцеловать. Маш… Кажется, это главная причина, почему я так сильно хочу быть живым.

— Невозможно.

Даже и не знаю, почему я не удивилась его озвученному желанию. Наверное, знала это давным-давно. Не думала об этом, потому что об этом даже думать странно, но чувствовала. Сережа никогда мне не был другом, и никогда не будет. Когда-то… может быть, одну или две тысячи лет назад, когда я только увидела его, то он мне сразу понравился. И это быстро прошло. Потому что в той симпатии не было ничего из того, что есть теперь — ощущение полного счастья, несмотря на все «невозможно».