Я хочу на тебе жениться - [10]

Его губы скривила едва приметная ироническая усмешка, и он сказал:

— Мне сдается, детство у нас с тобой сложилось по-разному.

— Еще бы! — Кэтрин весело засмеялась. — Я никогда не видела в те годы даже теннисного корта. Только по телевизору. А в реальной жизни впервые оказалась вблизи него, когда уже достигла отрочества, и…

— Я не это имел в виду, — перебил он ее. — Просто я пытаюсь представить себе, как бы не чаял во мне души мой отец, однако эта роль совершенно не увязывается с его образом. У него был совсем другой характер.

— Даже не знаю, что тут можно сказать, — ответила Кэтрин.

Джеймс прямо-таки обескуражил ее, ибо она никогда бы не подумала, что в их беседе могут всплыть такие сугубо личные темы. Неужели неписаные правила богатых людей не запрещают им отрицательно отзываться о своих родственниках?

Мужчина резко покачал головой; казалось, он вдруг осознал всю неуместность произнесенных им слов о своем отце.

— Прости, что я так высказался. — Застенчивость, появившаяся на его лице, в одно мгновенье растормошила дремавшее воображение женщины. — Вовсе не хотел показаться тебе таким сентиментальным.

На его месте она выбрала бы другое слово. Может быть, лучше подошло бы интроспективным, то есть занимающимся самоанализом, — вот черта, которую она неожиданно обнаружила минуту назад в своем новом боссе. Образ Джеймса, прорисовавшийся перед ней сейчас, не совпадал с его портретом, который давно запечатлелся в ее мозгу после прочтения многочисленных материалов о нем в прессе. До того как она встретила его в реальной жизни, он представлялся ей холодным и расчетливым человеком, который никогда не оглядывался на прошлое. Теперь же перед ней сидел добрый, обаятельный и в то же время волевой и властный мужчина, силу и способности которого невозможно было не заметить.

Поставив на стол тарелку, Джеймс облокотился на спинку стула и положил ногу на ногу; теперь он занимал абсолютно расслабленную позу и, казалось, ни о чем не думал. Пиджак его был расстегнут, ослепительно белая рубашка плотно облегала мускулистую грудь. Кэтрин скользнула глазами по всей его фигуре и вдруг почувствовала, что у нее стало пересыхать во рту. О боже! Неужели это ей просто пригрезилось? Или опять взыграло ее воображение? Нет, все было наяву: этот мужчина в полумраке комнаты и в такой вальяжной позе как две капли воды был похож на ее любимого киногероя — Джеймса Бонда!

— Кэтрин, а какой из твоих дней рождения запомнился тебе больше всего? — услышала она его голос, который тотчас вывел ее из сладостного полудремотного состояния.

Женщина сдвинула брови и задумалась. Действительно, какой?

— Полагаю, это был день, когда мне исполнилось восемь, — ответила она. — Мы праздновали его втроем совсем незадолго до смерти отца. В тот день в одном из предместий Аллентауна проводился карнавал. Не знаю, где отец достал деньги, но мы все отправились туда и пробыли там до позднего вечера. С папой и мамой я побывала почти на всех аттракционах, перепробовала десятки блюд, а под конец даже покаталась на маленьких пони, которые медленно ходили по кругу. Для девочки, никогда еще не видевшей живой лошади, это было настоящим суперприключением. Восторг в моей душе плескался через край. А какой любимый день рождения был у тебя?

— Шестнадцатый. Но у меня все было гораздо проще. Свое шестнадцатилетие я встретил в интернате в Швейцарии. Встретил в одиночестве. Мои родители не смогли прилететь, и я провел весь день один на безлюдных склонах гор, не испытывая никакого давления, не чувствуя за собой гувернантской слежки и не слыша заунывных родительских наставлений.

— В такой день и совершенно один? Наверное, тебе было так грустно!

— Вовсе нет, — ответил Джеймс. — В тот день, будучи полностью предоставленным самому себе, я впервые почувствовал, что мой юбилей не превратился в очередное лакмусовое шоу моей возросшей возмужалости.

Он произнес слово возмужалость с такой издевкой, что Кэтрин подумала: «Как же этому юноше удалось повзрослеть при таком давлении со стороны родителей?»

Образ другого Джеймса Роккаттера, того, которого она не знала до сегодняшнего дня, разбередил ее душу, и у нее больно защемило сердце. Его рассказ об одиночестве в день своего шестнадцатилетнего юбилея потряс ее до мозга костей. Мужчина перевернул перед ней еще одну страницу своей жизни, раскрыл еще одну черту спрятанного от всех характера.

— Мне стало не по себе, когда я услышала такую грустную историю о твоем шестнадцатилетии, — сказала Кэтрин. — Я люблю праздники, особенно Рождество и дни рождения. А тебя, похоже, в праздники не очень-то баловали.

— Ну, что ты, это не совсем так… Прости, что так много наговорил всего. Не знаю даже, что на меня нашло сегодня.

— Должно быть, во всем виновата моя способность направлять диалог в интересное русло, — хвастливо пошутила она.

— Скорее всего так оно и есть, — весело согласился он с ней и тут же замолчал.

— Отныне ты будешь знать, к кому следует обращаться, если тебя опять заграбастает в свои тиски депрессия, — продолжила в том же шутливом духе его собеседница. — Зови меня просто доктор Кэтрин.