Я - хищная. Возвращение к истокам - [50]

Что? Любовь так не доказывают! Любовь не включает в себя наказаний.

Открываю рот, чтобы возмутиться, высказать, но оттуда, вопреки желанию, выдохом вырывается короткое:

— Да.

Молчание и… Это сказала я?! Действительно я, или у меня раздвоение личности? Возможно, во мне живет тот, кто жаждет, стремится к наказанию? Впрочем, отступать и отказываться от своих слов — дурной тон.

— Если тебе от этого станет легче, то…

Эрик дослушивать не стал — резко поднялся и вышел, оставив меня один на один с окончанием предложения.

— …накажи.

Куда он пошел? Быть может, доставать из чулана кнут — тот самый, тяжелый, с металлическим шариком? Плевать! Пусть идет.

Я потянулась к тумбочке и достала ритуальный нож Херсира. Вытащила из ножен, погладила острие. Красивый. Рукоять исписана рунами, и вязь эта хранила заклинания — древние, опасные. Пока на клинке нет крови, он спит. Но внутри клокочет, живет, дышит почти бесконтрольная сила.

Кто его сделал и для кого? Наверное, Херсир мог бы ответить, но он ушел, оставив меня наедине со своей игрушкой.

— Так, все, хватит страдать! — приказала я себе и встала.

Душ, расческа и чистые джинсы поднимают настроение на раз. Вечером, пожалуй, устрою себе еще один забег. И завтра. Если конечно, смогу. Если Эрик действительно не…

Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Сунула подарок обратно в тумбочку, подошла к окну, за которым серело небо, постепенно проявляя очертания деревьев в саду. Рассвет.

Весна скоро, воздух пахнет уже иначе, и птицы поют по утрам. Жаль, что тут нет балкона, чтобы выйти, вдохнуть полной грудью, понять, что я выжила.

Жива!

Дверь распахнулась настолько резко, что я вздрогнула. Развернулась, прикрывая спину от возможного нападения. Нервы эта ночь расшатала сильно, сон усталость не снял, а лишь приглушил. Руки тряслись, и за это я себя почти ненавидела. За страх. За невозможность собраться. За чертовы сомнения, за вину, что сжирала изнутри. За нежелание исполнять волю Барта. Ведь я… Кто я? Обычный сольвейг, которого не заметили в детстве, не воспитали по законам других сольвейгов. Одиночка, прибившаяся к стае.

Я совершенно не умею принимать правильных решений. Вот и сейчас, застыла, не зная, как реагировать не неожиданный визит.

— Довольна? — зло выдохнула Алиса и сложила руки на груди.

— Что?

Я покосилась на тумбочку, в которую убрала нож. Алиса стояла к ней ближе, чем я, и странная, неконтролируемая ревность поднялась во мне. Жила натянулась, что-то побуждало броситься к сокровищу, защитить от цепких рук защитницы. Хотя бы нож, раз Эрика защитить не получилось.

Стараясь ступать медленно и плавно, я отошла от окна и сделала вид, что поправляю покрывало на кровати.

Зачем она пришла?

— Думаешь, можешь сыграть дурочку в беде, похлопать ресницами, и он к тебе вернется?

— Что… кто? Эрик?

— Эрик, Эрик, — передразнила она и решительно шагнула ко мне. А заодно и к тумбочке.

Ну уж нет, этот подарок ей так просто не достанется! Кен к ладоням потек послушно, кожа вспыхнула привычным жаром. Пусть только попробует!

— Терять не очень приятно, так? — едко продолжила она. — Но ты потеряла его, смирись.

— Послушай, Алиса…

Зуд в ладонях почти нестерпимый, вены вспухли от кена, перед глазами — белесая пелена, и я догадываюсь, что это значит. Встреча с Херсиром — не случайность, а еще один ход в многоходовке Барта. Как и то, что он отдал мне нож — ведь это тот самый, что держала Лив в видении. Вспыхнувшие письмена на лезвии, монотонный шепот. Эти голоса манят, зовут, и зову этому нельзя сопротивляться. Вокруг все белое, я тону в молоке, меня выворачивает наизнанку, и я взрываюсь брызгами чистой силы.

— Нет, это ты послушай, — перебила она и буквально вцепилась мне в плечи. Когда она успела подойти так близко? — Мне абсолютно плевать на то, что ты сольвейг, что у тебя особенный кен и глаза, как у куклы. Мне плевать, даже если ты можешь ублажить его сто одним способом в постели. Уясни одну вещь: такие мужчины, как Эрик, не прощают измен!

Абсолютная ярость. Белая. И я почти не сдерживаю ее — кен срывается с пальцев, осыпается на пол. Воняет горелым. Эта дурочка что, не чувствует? Держит… Я сама себя держу — из последних сил. Сорвусь и прибью ее ненароком. Этого Эрик мне точно не простит.

— Убери. От меня. Свои. Руки.

Слова приходится цедить сквозь зубы, и мне кажется, следующая порция кена вырвется из моих глаз — прямо в пылающее гневом лицо Алисы. Потому я закрываю глаза. Дышу. Внутри клокочет, ругается, рвется на волю заемная сила. Шумит в ушах, и я не сразу понимаю, что Алиса меня уже не держит, а сквозь ватную пелену моего безумия, в сознание проникают звуки.

— Алиса! Я задал вопрос.

Голос отвлекает. Как и горелый паркет на полу — два обугленных круга с рваными краями. Все-таки я вредитель.

— Что здесь происходит?

Схлынуло. После этого вопроса схлынуло. Пульсирует еще глубоко, в районе жилы, но я снова контролирую силу Барта. И перед глазами проясняется. В комнате уже совсем светло, утро наступило, и свет проникает внутрь сквозь широкую щель между не задернутыми шторами. У меня из груди свистящими звуками вырывается дыхание. Вдох-выдох. Сжатые кулаки. Концентрация на контроле.