Я хирург. Интересно о медицине от врача, который уехал подальше от мегаполиса - [35]

Шрифт
Интервал

Есть момент в операции, где нужно перерезать пузырную артерию. Происходит это по следующей схеме: на артерию накладывается лигатура (нить, используемая при перевязке кровеносных сосудов, а также сам процесс перевязки этими нитями с целью предупреждения или остановки кровотечения и для наложения лигатурного шва), затем перерезается, и пузырь удаляется. Из курса анатомии я помнил, что пузырная артерия, питающая желчный пузырь, сама по себе небольшого диаметра.

Случилось так, что коллега повредил артерию (наверное, очень торопился на застолье) и лигатура слетела. Началось артериальное кровотечение. Такое кровотечение я видел тогда впервые. Вся полость раны за считаные секунды заполнилась кровью. Артерию нужно было срочно найти и взять на зажим, тем самым остановив это мощное кровотечение. Но сделать это было практически невозможно из-за плохой визуализации. Начали тампонировать марлевыми салфетками, пытаясь при этом найти сосуд. Коллега начинает злиться, психовать, материться и в один момент просит санитарку позвонить более опытному специалисту, заведующему нашим отделением, и позвать его. Кровопотеря к его приходу была больше литра. При входе заведующий спрашивает, что случилось, почему так экстренно вызвали. На что мой коллега отвечает: «Да вот, Рустам артерию повредил… пузырную[46], теперь пытаюсь ее найти, работает как попало, вообще не умеет ассистировать». Сказать, что я был в шоке, значит ничего не сказать. Мне стало до такой степени досадно и неприятно, что я потерял дар речи. Я ведь был ни при чем, а крайним выставили меня. Заведующий быстро переоделся, и операцию продолжили уже втроем. В итоге через 15 минут нам удалось найти артерию, взять на зажим и остановить кровотечение.

Продолжили операцию; была выполнена холецистэктомия, ложе ушито кетгутом. Контроль гемостаза — сухо. В подпеченочное пространство установлен дренаж — трубка. Счет салфеток — все. Рана ушита послойно, наглухо. Швы на кожу. Асептическая повязка на рану. Операция завершилась благополучно.

После этого у заведующего сформировалось плохое мнение обо мне как о специалисте, несмотря на то что я пытался объяснить ситуацию и отстоять свои позиции. Конечно, он больше верил своему близкому другу. С грузом случившегося я проработал еще примерно полтора года, после чего решил уволиться и перешел в другую больницу, чтобы работать в комфортной для меня обстановке.

Вот такие случаи бывают, когда тебя подставляют и за доли секунды ты становишься плохим специалистом в глазах начальства. И неважно, сколько ты учился, сколько сил и времени вложил в свое профессиональное развитие.

Инородные тела, или врачебная халатность?

Наверное, все слышали о случаях, когда врачи после операций забывали в пациентах салфетки, инструменты и другие медицинские штуки. «Как можно быть такими безответственными! За это сажать мало!» Если почитать то, что обыватели пишут под такого рода историями в новостной ленте, подобные комментарии — это самое приличное, что там можно увидеть, зачастую звучат просто проклятия и постоянное напоминание о клятве Гиппократа, правда, сомневаюсь, что люди хоть примерно понимают, о чем в ней вообще идет речь.

К сожалению, случаи неумышленного забывания инструментов в человеческом теле далеко не фантастика, а реальные казусы из хирургической практики. И происходит это не потому, что мы такие невнимательные и хотим побыстрее уйти домой, а немного по иным причинам.

Врачебная халатность… Два слова, которыми можно уничтожить любого врача.

Если вы когда-нибудь видели открытую брюшную полость, то вы знаете, что места там много и, так сказать, есть где разгуляться. Из-за того что в человеке полно крови (примерно пять-шесть литров) и все ткани буквально пронизаны кровеносными сосудами, при любом оперативном вмешательстве всегда имеет место кровопотеря.

Для того чтобы убрать лишнюю кровь с операционного поля, ее промакивают марлевыми салфетками, но вот незадача, когда салфетка намокает, она становиться практически невидимой в ране. Конечно, мы боремся с такого рода ошибками, в обязанности санитарки и операционной медсестры входит подсчет использованных салфеток, но случаи бывают разные, операции долгие и сложные, и иногда происходят такие неприятности.

Ну ладно, скажете вы, допустим, мокрые салфетки действительно не видны в ране, да и посчитать, куда какая салфетка улетела, сложно, но как быть с тем, что хирурги забывают в человеке целые инструменты? Они же большие! Как их можно не заметить?

Вы когда-нибудь держали в руках хирургический инструмент? Какой он? Правильно, блестящий! А если он блестящий, то он отсвечивает. В каком-то американском научно-исследовательском институте провели исследование и выяснили, что 60 процентов от общей усталости хирурга за операцию возникает из-за бликов света операционных ламп от инструментов, которые при погружении в рану из-за своей зеркальной поверхности становятся также невидимыми.

Ну точно одни дураки работают в этой медицине! Если отполированные инструменты не видно в ране, надо их сделать матовыми, и все! Безусловно, верное замечание, но все же в медицине работают не дураки. Большинство хирургических инструментов изготавливается из нержавеющей хромистой стали, но, работая над проблемой бликов от инструментов, технологи придумали изготавливать инструменты из сплавов титана. Инструменты действительно получались с красивым черным матовым покрытием, но образовалась другая проблема. Такие инструменты были очень дорогие в изготовлении, поэтому со временем от них отказались. Иногда их еще можно встретить в залежах особо бережливых операционных медсестер, но лично я в своей практике видел только один такой иглодержатель.


Рекомендуем почитать
Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек

Очерк об известном адвокате и политическом деятеле дореволюционной России. 10 мая 1869, Москва — 15 июня 1957, Баден, Швейцария — российский адвокат, политический деятель. Член Государственной думы II,III и IV созывов, эмигрант. .


Артигас

Книга посвящена национальному герою Уругвая, одному из руководителей Войны за независимость испанских колоний в Южной Америке, Хосе Артигасу (1764–1850).


Хроника воздушной войны: Стратегия и тактика, 1939–1945

Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.


Добрые люди Древней Руси

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Милосердие смерти

Если спросить врача-реаниматолога о том, почему он помнит только печальные истории, он задумается и ответит, что спасенных им жизней, конечно же, большинство… Но навечно в сердце остаются лишь те, кого ему пришлось проводить в последний путь. Спасать жизни в России – сложная и неблагодарная работа. Бесцеремонность коллег, непрофессионализм, отсутствие лекарств и оборудования, сложные погодные условия – это лишь малая часть того, с чем приходится сталкиваться рядовому медику в своей работе. Но и в самый черный час всегда остается надежда.


Вирусолог: цена ошибки

Любая рутинная работа может обернуться аварией, если ты вирусолог. Обезьяна, изловчившаяся укусить сквозь прутья клетки, капля, сорвавшаяся с кончика пипетки, нечаянно опрокинутая емкость с исследуемым веществом, слишком длинная игла шприца, пронзившая мышцу подопытного животного насквозь и вошедшая в руку. Что угодно может пойти не так, поэтому все, на что может надеяться вирусолог, – это собственные опыт и навыки, но даже они не всегда спасают. И на срезе иглы шприца тысячи летальных доз… Алексей – опытный исследователь-инфекционист, изучающий наводящий ужас вируса Эбола, и в инфекционном виварии его поцарапал зараженный кролик.