Я грустью измеряю жизнь - [3]

Шрифт
Интервал

Мыслей чувств вьюном закружит
Неспокойная душа.
Скоро в дело, скоро в поле,
В неизвестность пулей я,
Что же так застужена
Покрасневшая луна.
Через реки, буераки
В неизвестность пулей я,
И мне непонятно,
Где враги, а где друзья.
И лечу я в непонятье,
Только слышу бубен я,
И бубнит он внятно:
Пулей поле пролететь нельзя.

Лилла

Закрыта моя душа,
И нет у неё прихода,
Хотя сейчас такое время года,
Что только жить поспешай.
Солнце пространство живым светом залило,
Морзянит о радостной вести капель,
Космическая игра Лилла
Входит в животворящую купель.
Фибры души моей открылись,
И смысл жизни открылся тотчас,
Когда на меня разом с неба спустились
Грустный мой час рождения и смерти весёлый час.

«Порвалась связь времён…»

Быть может, неловко и нескромно,
Но обращаюсь к вам, живущим после:
— Оставьте записи мои в последующие годы,
И может быть, замкнётся связи имён.
Вот вам начало — образовалась связь времён,
Меня уж нет, но в то же время в нём.
Привет, привет вам, правнучка иль правнук,
Пишу вам на закате своего дня,
А вы, любя и никого не проклиная,
Продолжите стихотворенье за меня…
Прошло уж много лет, минуло лихолетье,
И вновь образовалась связь времён,
И неизвестно, кто, кто в нём?
Превед, превед, далёкий прадед,
Жизнь пьяная, как проститутка, шла,
Ты извини, что рифма шалая,
Но всё же до тебя дошла.
Прости, прости, далёкий прадед,
Наверное, ты шалунишкой был,
И в той ли ты семье свой след оставил?
И внуков тех ли ты благословил?
Тогда не делали анализ ДНК,
Сомнения порой решал лишь пистолет,
В наследственности сплошная мутота,
Но был же след, был след!
Я тоже след хотел оставить,
И быть хотел как captain Grey,
Не получилось, прадед, я просто гей,
И в родословной пора точку ставить.
Как у Шекспира — порвалась связь времён,
История была, но нет уроков,
Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щеки.

Осень, листья…

Осень, листья, зябь на лужах,
Пожелтевшая река,
Никому ты здесь не нужен,
Не придёт никто издалека.
Холодно. К дверям стремятся кошки,
Лишь бы дров хватило как-нибудь,
Что-то на душе мне тошно,
Не пора ли мне в последний путь?
Затоплю я раньше печку,
Тепло комнатные сумерки насытит,
На душе мне станет легче,
Мелкий дождь на крышу сыплет, сыплет.
Мелкий дождь на крышу сыплет,
Унося тревогу,
И готов я, Боже, в дальнюю дорогу.

Феномен

Вот феномен, когда к окну чужому
Прижались горестные плечи,
И череда противоречий
Водоразделом возникла вдруг.
Там за окном все за столом,
Жизнь настоящая — тепло, светло,
Снаружи темнота и стужа,
А здесь ты никому не нужен.
Уходишь осторожно от окна,
Хотя тепла тебе не перепало,
Но появился шанс, не малость,
Увидеть будущее у неизвестного окна.

Крокодила с человеческим лицом

и ослиными ушами

Я соскабливаю копоть веков,
И в удивлении у меня вспархивают веки:
— Как это мы жили без духовных оков?
Неужели мы недочеловеки?
Широко шагая, заглатываем жизнь на шару,
Неуёмным поедом её выедим,
А надо — крокодилом проползём по земле-шару,
Но никогда не вымрем мы.
И по Земле пошла человеко-крокодила,
И, раскачиваясь пошло,
Она ещё пока далеко не ходила,
Жирные её бока.
Эта человеко-крокодила росла, росла,
Смрадом дыша и всё руша,
И не заметила она,
Что её уши стали как у осла.
Конец истории этой прост,
Крокодила, став удугой,
Вцепилась в Землю-шар по кругу
И с жадным взором вперилась в свой шевелящийся хвост.
Увидел это Бог со своего крыльца:
— Ну не может быть она такою дурой?
Но крокодила, не почуяв своего конца,
Начала заглатывать свой хвост с натугой.

Осенний долго длится век

Осиную песню поёт вечер,
По листьям, как по опавшим дням, иду,
И опускаются ко мне на плечи
Века мои, и я под тяжестью бреду.
Что жизнь так безвозвратно тянется,
Словно вода льётся из клейкой лейки?
Запутанным узором вяжутся
Фантазии, идущие ремейком.
Я в мелодию воспоминаний вслушиваюсь,
Как внюхивается в запахи пёс,
И кажется, меня недослушали,
Или я чего не донёс?
Осиной песней льётся осень,
По листьям, как по опавшим дням, иду,
К какой-то необъятной цели я всё бреду.
Иль я в бреду? Бреду в бреду.
А может, мне всё это снится,
И рыжей осени ресницы,
Порфировый её убор,
Её неясный, но светлый уговор.

Пространство било…

Пространство било ознобною лихорадкою,
Просачивались в пространство беззвучия плоскости,
Нахально зияла чёрная дыра,
И вдруг, вопреки заскорузлой косности,
Родилась и зазвучала сверхновая звезда.
Звук звезды был пронзительно светел,
И Бог над ней был до шепота трепетен.

Я душу свою раскрыл…

Я душу свою раскрыл, чтоб
В душу проникла с неба
Хотя б одна нота,
Но сверху голос идёт: «Квота!»
Как невеста ждёт жениха,
Спешно чертоги свои готовит,
Так и я будто бы впопыхах
Пытаюсь стихи свои моторить.
Подталкиваю их вперёд:
— Ну давайте же, заводитесь!
А они: — Ход заглох, сдох ход,
Не сердитесь.
Я тыкаюсь, как кутёнок,
В титьку Жизни хочу попасть,
Но чувствую я отстранённо —
Будет ночь, когда мне не спать.
И тогда откроются все границы,
Смоются гримы ночи и дня,
И я, даже не будучи принцем,
Буду играть роль короля.

Чу!

Чувства настороженные, как птицы,
Из пересеченья взглядов, глаз
Должны бы перелиться
В звучащий под сурдинкою экстаз.
И муки мук глухонемого
С закрытою печатью на устах,
Познавшего и испытавшего так много,
В мечтах сказать бы только: «Ах!»
Ах! Вошел в иное измененье
И ахнулся об пересеченье времён косяк,

Еще от автора Александр Михайлович Иванов
Духовно ориентированная психотерапия

В данном пособии автор сосредоточил, как в фокусе, положения философии, психологии, психиатрии, математики и религии для обоснования экзистенции — динамического способа существования. И если она достигается через истинное в человеке, то автор пособия четко обозначил его как духовное. Пособие рекомендовано психологам, психотерапевтам, студентам, обучающимся по данным профилям специальностей и всем ищущим духовности.


Слова

В книге автора проявлены разные формы жанра. Это касается не только раздела на прозу и поэзию, но и в каждом из этих разделов присутствует разнообразие форм. Что касается содержания, то оно тоже разнообразно и варьирует от лирического, духовного, сюрреального, политического до гротескного и юмористического. Каждый может выбирать блюдо по своему вкусу, поэтому могут быть и противоречивые суждения о книге, потому что вкусы, убеждения (а они у нас большей части установочные) разные.


Рекомендуем почитать
Счастливы по-своему

Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…


Маски духа

Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.


По любви

Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.


Чти веру свою

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фуга с огнём

Другая, лучшая реальность всегда где-то рядом с нашей. Можно считать её сном, можно – явью. Там, где Муза может стать литературным агентом, где можно отыскать и по-другому пережить переломный момент жизни. Но главное – вовремя осознать, что подлинная, родная реальность – всегда по эту сторону экрана или книги.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.