Я грустью измеряю жизнь - [2]

Шрифт
Интервал

Staccato!

РЭП

Кот к стене отвернулся,
Видимо, жизнь идёт не так,
А кто-либо знает правильной жизни такт?
Припев: Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!
Мы меняемся в жизни,
Жизнь меняется так и так,
И если тебя разлюбили — полный крах.
Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!
Если тебе показалось —
Жизни твоей наступил крах,
Это не значит, что понесли твой прах.
Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!
Живые не знают правильный такт,
Мёртвые ничего не знают,
Просто лежат вот так.
Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!
В наших душах мерзлота,
Может быть, мелодия не та?
А вокруг-то красота, красота.
Так-то, так-то бьёт staccato,
Прибежали чилдринята —
Тата! Тата! Нам не надо moderato!
Тра-та-та, тра-та-та,
Вот мелодия та,
Тра-та-та, тра-та-та,
Мы возьмём с собой кота.

Походя

Всё! Словно пистолет плюнул пулей в воду,
И сразу в полотнище времен вонзился миг,
Как будто непонятное мне измененье Вуду
Раскрыло горла моего неизмеримый крик.
Последних мыслей всплеск, как блики мозга,
И тело стучит, как брошенный пятак,
А в сущности, и жить уж невозможно,
Но тело не хочет признать это никак.
Я против этого, пропади оно пропадом,
Чтобы тело цеплялось за жизни кромку.
Я бы хотел, как бы это сказать… походя
В измеренье другое перейти без ломки.

Когда-нибудь…

Когда-нибудь в осенний тёплый вечер
Мы, может, встретимся с тобой,
Непроизвольно вздрогнут плечи,
В работе сердца вдруг возникнет сбой.
В душе раздастся хор,
Обрушатся воспоминанья,
И под дирижёрской палочкой в одно касанье
Сойдут снега с высоких гор.
Наверное, сказать мне легче,
Что будто я тебя любил,
Но, в сущности, в один весенний вечер
Мой ангел образ твой сотворил.
И было то сотворенье мне уроком,
Чтоб дать, потом отнять,
Чтоб с жизнью я определился сроком
И знал, что мне ещё страдать.
Когда-нибудь окончится печальная страда,
Страданья листьями осенними опахнут,
Былые увлечения окажутся обманом,
Не будет лишь обманом надпись на могиле: «Никогда».

Крымск

Крымск! Словно чуждое рыло
Из смеси горя и ила,
Мирную жизнь разрушило вдрызг.
Дети, старики и животные,
Сможете ли подать ноту вы,
Если погибли и не можете поднять головы?
Кому подать, кому понять?
Ездят, летают, лезут в души без мыла,
А собственные души бескрылы.
Прилетели, погундели, вроде бы при деле.
Горе над Крымском, никто его не рассеет.
Горе стоит над всей Рассеей.
Окстись, Россия, воспрянь от сна,
Ведь сколько было крымских уроков
И сколько будешь ты терпеть уродов,
Стремящихся к власти без конца?

А в сущности, и не было любви…

Романс

А в сущности, и не было любви,
Был лишь момент проникновенья,
Когда казалось, что мгновенье
Остановилось навсегда.
Ещё впивались жадно губы,
Но жар полуденный остужен,
И жизни круг мой сужен
До обручального кольца.
Проходит невозвратно жизнь,
Уходят в Лету грёзы,
Невидимые миру слёзы
Напоминают о былом.
Стоит осенняя пора,
Идут дожди воспоминаний,
И исполненья всех желаний
Теперь не будут никогда.

Угадайка

Вот что было,
Или сказка, или былька,
Ехал Ванька кудай-то
На кобылке Угадайке.
И спросили Ваньку:
— Ты кудай-то?
И ответила лошадка:
— Угадай-ка.
Что ни спросят Ваньку,
Угадайка, как встанька,
Ржёт поперёд Ваньки:
— Угадай-ка!
Вроде бы кобылка,
А сама лукавка,
Что у ней в башке?
Угадай-ка!

Свидание

Я пока в сырой могиле лежу,
И представьте, мне не так уж и холодно,
Я не прошёл между жизнью и смертью межу,
И самое главное, что мне не голодно.
Мимо меня люди идут,
Между нами в основном бомжи,
Они, собственно, никого не ждут,
А я жду жену свою, Боже мой!
Вот к моей могиле подходит она,
Грустная, печально-заплаканная,
Чувства её не испиты до дна,
А я в нетерпенье, как в алканье.
Мысленно говорю ей: «Печаль оставь,
Я здесь у себя дома,
Главное, скажи, как воды состав,
И ловит ли кто большого сома?»
Она сквозь слёзы: «Юра поймал сома,
Но больших, чем ты ловил, никто не ловит,
Я видела сама,
И никто не прекословит.
Ты лучше скажи, как там тебе,
Одиноко, земля не давит ли?
Ты нынче привиделся мне во сне,
Будто скатерть какую-то мы расстилали.
Разостлать вроде разостлали,
Гости собрались уж все,
А ты рукой мне машешь вдали,
Я лишь, мол, только во сне.
Собака Машка по тебе скучает,
Грустную песню воем вьёт,
А потом выть перестанет,
Ляжет на перекрёстке и просто ждёт.
Хотела сказать — береги себя,
Да уж некуда,
Мне же жить без тебя
Негода».
Климат вокруг меня становится суше,
Глуше к могиле шаги жены моей,
Только у нас на одной шестой суши
Могут быть чувства сильней.

Альтер-буки

Из отверстия рта полились звуки,
И дикий вопль превращался в альтер-буки.
Альтер-буки пространство дырявили,
Доходили до самого космоса
И своими лохматыми космами
Вселенной загадок дыр явили.

Очи

Между мауровой ночью
И рассветом сусальным
Вышли вдруг Очи,
И спросили их:
— А вы ничего не видали?
— А мы ничего не видали,
Мы спали, мы спали.
— А как же дальние дали?
— А мы их подальше послали.

Бубен

Память пустыня разводит,
Ударяя в бубен,
Кто-то вечно с кем-то будет,
А кого забудут.
Бум! Бум! Стучится бубен
В мысль пустынную,
Что-то будет, что-то будет,
Будет с жизнью иное.
Дует ветер, ветер дует,
Покрасневшая луна,

Еще от автора Александр Михайлович Иванов
Духовно ориентированная психотерапия

В данном пособии автор сосредоточил, как в фокусе, положения философии, психологии, психиатрии, математики и религии для обоснования экзистенции — динамического способа существования. И если она достигается через истинное в человеке, то автор пособия четко обозначил его как духовное. Пособие рекомендовано психологам, психотерапевтам, студентам, обучающимся по данным профилям специальностей и всем ищущим духовности.


Слова

В книге автора проявлены разные формы жанра. Это касается не только раздела на прозу и поэзию, но и в каждом из этих разделов присутствует разнообразие форм. Что касается содержания, то оно тоже разнообразно и варьирует от лирического, духовного, сюрреального, политического до гротескного и юмористического. Каждый может выбирать блюдо по своему вкусу, поэтому могут быть и противоречивые суждения о книге, потому что вкусы, убеждения (а они у нас большей части установочные) разные.


Рекомендуем почитать
Счастливы по-своему

Юля стремится вырваться на работу, ведь за девять месяцев ухода за младенцем она, как ей кажется, успела превратиться в колясочного кентавра о двух ногах и четырех колесах. Только как объявить о своем решении, если близкие считают, что важнее всего материнский долг? Отец семейства, Степан, вынужден работать риелтором, хотя его страсть — программирование. Но есть ли у него хоть малейший шанс выполнить работу к назначенному сроку, притом что жена все-таки взбунтовалась? Ведь растить ребенка не так просто, как ему казалось! А уж когда из Москвы возвращается Степин отец — успешный бизнесмен и по совместительству миллионер, — забот у молодого мужа лишь прибавляется…


Маски духа

Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.


По любви

Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.


Чти веру свою

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Фуга с огнём

Другая, лучшая реальность всегда где-то рядом с нашей. Можно считать её сном, можно – явью. Там, где Муза может стать литературным агентом, где можно отыскать и по-другому пережить переломный момент жизни. Но главное – вовремя осознать, что подлинная, родная реальность – всегда по эту сторону экрана или книги.


Мертвые собаки

В своём произведении автор исследует экономические, политические, религиозные и философские предпосылки, предшествующие Чернобыльской катастрофе и описывает самые суровые дни ликвидации её последствий. Автор утверждает, что именно взрыв на Чернобыльской АЭС потряс до основания некогда могучую империю и тем привёл к её разрушению. В романе описывается психология простых людей, которые ценою своих жизней отстояли жизнь на нашей планете. В своих исследованиях автору удалось заглянуть за границы жизни и разума, и он с присущим ему чувством юмора пишет о действительно ужаснейших вещах.