Я другая - [25]

С другой стороны, нужно вспомнить, в какое время писалось это произведение. В те времена считалось, что секс возможен либо в браке, либо с проституткой. Третьего не дано. Контрацепции в те времена не изобрели, лечение венерических заболеваний было малоэффективным — все это не способствовало развитию свободных отношений. Плюс общественная мораль, согласно которой есть брак и есть грязь — ничего третьего.

Позднышев сравнивает сексоголика с наркоманом. Это глупое сравнение: наркоман гробит свое здоровье, а человек, который регулярно занимается сексом, как правило, здоров и счастлив (если, конечно, не страдает венерическими заболеваниями, но в наше время даже эта проблема решается с помощью медицины и средств контрацепции). Что касается чистоты и чести, то один-единственный полноценный оргазм заставляет забыть и о том, и о другом. Впрочем, судя по рассказу самого Позднышева, главный герой повести — примитивный любовник, неспособный доставить удовольствия женщине. Не зря жена изменяет ему с музыкантом!

Что касается актуальности «Крейцеровой сонаты» в наше время. В сексе, как и во всем другом, надо знать меру. И уж точно никому ничего не навязывать силой. Каждый сам решает, жить ли в браке или заниматься свободной любовью. Но коль хотите знать мое мнение: если бы каждый половозрелый человек на Земле ежедневно испытывал оргазм, мы жили бы в счастливом, прекрасном мире без войн и насилия. А грешно это или нет — узнаем на том свете, если таковой существует».

Пока Инна Сергеевна читала, Элен успела увидеть через окно, как к крыльцу гимназии подъезжает Виктор, который едет на обед, и забирает Оксану Федоровну домой — у нее как раз уроки кончились.

— И что вас не устраивает? — мрачно полюбопытствовала Элен, когда учительница замолчала.

— Леночка, я буду говорить с тобой как со взрослой девочкой, потому что ты взрослая девочка. Ты сама считала, сколько раз у тебя в сочинении встречается слово «секс»? Не «любовь», не «отношения» — а «секс»?

— Раз десять-двенадцать. Это имеет значение?

— Неужели любовь в твоем понимании — это только секс?

— Я не очень верю в любовь, если честно. Знаете, это такая штука… эфемерная. Может, она и есть. Я лично знаю, по крайней мере, две пары, которым вместе очень хорошо и уже очень давно, — если это не любовь, то очень похоже. С сексом все проще. Есть удовольствие — значит, все было не зря. Не было — значит, не с тем человеком. Не смотрите на меня так, я сейчас не о себе говорю, а вообще. Вы же понимаете, о чем я, у вас тоже когда-то это было.

«Ах, как у тебя губки от боли сжались! — злорадно подумала Элен. — Соскучилась по мужикам за столько лет! Только замуж во второй раз никто не берет, а заводить хахаля воспитание не позволяет!»

— Елена, я надеюсь, ты понимаешь: то, о чем ты говоришь и пишешь, вот это самый зов плоти — это ложные порывы?

— То есть, по-вашему, когда двое запираются в комнате, доставляют друг другу удовольствие и расходятся, довольные друг другом, — это ложные порывы? Кому от этого плохо, если оба партнера здоровы и предохраняются? Я в этом сочинении просто высказала свои мысли. Я не хотела никого обидеть. Я просто другая. Не такая… как вы.

Инна Сергеевна сурово молчала. Потом сказала:

— Как хорошо, что твои мысли — это только ТВОИ мысли.

— А что, другие написали не то же самое?

— Нет. Ребята поняли, что «Крейцерова соната» — сложное и неоднозначное произведение. Вот послушай. — Инна Сергеевна вынула из стопки сочинений другой листок и начала зачитывать откуда-то с середины:

«Крейцерова соната» особенно актуальна в наше время, когда все нравственные нормы претерпевают существенные изменения. Конечно, главный герой, который говорит от имени автора, во многом утрирует. Конечно, предназначение человечества вовсе не в том, чтобы достигнуть вершин нравственности, отказаться от деторождения и погибнуть. Назначение человечества — в прогрессе, в движении вперед. Но разве развитие науки и техники — это повод отказаться от чести, достоинства? Мы давно забыли, что семья — это союз двух любящих людей, а не просто очередное средство сделать жизнь комфортной. Мы установили культ обнаженного тела, но при этом позабыли о душе…»

— И кто это пишет? — презрительно спросила Элен. — Краснов?

Она так и представила себе: ботаник Краснов, на лице которого еще не зажили следы от кулаков нетрезвой девчонки, сидит за столом в своей глупой футболке, заправленной в трусы, и с очень умным видом сочиняет. Он-то знает, как надо изгаляться, чтобы заслужить похвалу учителей!

— Нет. Света Патрикеева.

— Патрикеева?

— Да. Остальные ребята написали почти то же самое, но у Светы это получилось лучше всех. Это и понятно. Света не такая, как некоторые.

Элен завозилась на стуле. Ей стало так смешно, что в животе закололо.

— Это какая — не такая? — уточнила она.

— Ты хоть раз видела Свету с голым животом или в очень короткой юбке? А ведь у нее есть что выставить напоказ. А она не выставляет. Даже плечи не оголяет. Она очень скромная девочка.

Тут Элен не выдержала и согнулась от хохота. Она смеялась, вытирая слезы:

— Патрикеева — скромная? Не смешите, не смешите меня, сейчас лопну…