Я другая - [23]

— Нет…

— И ты счастлива? Ты чувствуешь себя счастливой?

Элен усмехнулась:

— Что, уела меня? Ну, порадуйся, порадуйся. А наши мама с папой? Только и знают, что трахаются, как два бешеных покемона, да на прогулки ездят, мороженое килограммами лопать. И я за весь год еще ни разу не слышала, чтобы они ругались. Если это не счастье, то что же тогда? Вообще, что такое счастье?

Юля задумалась. Задумчивость ей шла.

— Берег океана где-нибудь в Калифорнии, — сказала она после долгой паузы. — Шезлонг. И роскошный парень, который приносит коктейли — и чтоб каждый день новый!

— Коктейль?

— Нет, вот коктейль как раз должен быть всегда один — пина-колада!

— И что? Лежать весь день на пляже на берегу океана, глушить коктейли и трахаться с новым парнем…

— С новым роскошным парнем, — поправила Юля. — Необязательно трахаться. Там, массажик, мелкие услуги, все такое… И телевизор иногда смотреть.

— И это счастье?

— А почему нет?

— А для меня бы в твоей сказке нашлось место?

— Да, конечно. На соседнем шезлонге.

— Ну, ладно. Давай дальше читать.

Через пару страниц они захохотали.

— Вдумайся в эту фразу! — завизжала Элен. — «Я не знал еще женщин, но я, как и все несчастные дети нашего круга, уже не был невинным мальчиком: уже второй год я был развращен мальчишками»!!!

— В те времена уже были пидоры? — поинтересовалась Юля.

Элен вернула разговор к «Сонате»:

— По-моему, имеется в виду, что они его научили дрочить. Вот написано: «Нагота женщины уже мучала меня. Уединения мои были нечистые». Вот тоже мне, высокий слог! Неужели трудно было написать: я сидел в углу и обдрачивался на картину «Спящая Венера».

— Он о самых обычных вещах пишет как о чем-то ужасном, — удивилась Юля. — Ясное дело: парню уже трахаться хочется, и это вообще-то нормально в его возрасте, — она прочитала еще несколько строк. — Вот, правильно сделал: напился и поехал к шлюхам.

— Наш человек! — засмеялась Элен. — Ой, а дальше он пишет, что стал блудником, а это то же самое, что наркоман.

— Я вообще-то с ним согласна. Я же знаю, что такое оргазм — это как наркотик, Леночка. Но разница в том, что наркотики — это смерть, а оргазм очень полезен. Я в журнале читала: каждый оргазм продлевает жизнь на двадцать минут.

Элен ответила смешком:

— То есть если выкурить сигарету сразу после секса, то результат будет ноль?

— Да если бы все наркоманы, вместо того чтобы колоться, занимались сексом, мы бы жили в счастливом мире! — Юля бегала глазами по страницам. — Как он любит эти слова: «грязь, разврат»! Грязь — это когда партнер заразный или бомж какой-нибудь. А разврат — это когда педофилы детей совращают, ну или там подонки девочек насилуют. А если двое или больше человек по взаимному согласию собрались доставить друг другу удовольствие — где ж тут разврат?

— Смотри, дальше этот чувачок совершает открытие: что всем мужчинам нужны женские тела, а женщины об этом прекрасно знают и одеваются соответственно, чтобы их лучше рассмотрели. «Оголение рук, плечей, грудей и обтягивание выставленного зада», — прочла Элен.

— А в наше время и мужчины так делают, — добавила Юля. — Допустим, парень в спортзале бицепсы, плечи, попку подкачал — так он и оденет футболку с коротким рукавом и джинсы в обтяжку… М-м-м… — Она зажмурилась и сделала жест рукой, будто щиплет какого-нибудь красавца за накачанный зад.

— Во времена Толстого не было ни футболок, ни джинсов. А женщинам полагалось вести себя скромно и не пялиться на мужиков. Смотри: дальше опять про брак. Девушка выросла — надо ее сразу замуж. Насильно или как — но надо, потом будет поздно. А знаешь, ведь ничего с тех пор не изменилось. Даже сейчас если женщине за тридцать, а мужа нет, то она считается старой девой.

— А как же наша мама? — возразила Юля. — То есть твоя мама. Ей сорок?

— Сорок один. Моя мама — это другое. Она-то никогда не сомневалась, что сможет найти себе мужчину в любом возрасте. И нашла.

— И какого! — заметила Юля.

Сводные сестры рассмеялись.

— Обалдеть! А теперь он нападает на женщин: дескать, захватили власть. И украшения для них делают, и шмотки, и мебель, и вообще, все магазины только для них. И мужиков с ума сводят… «Орудие воздействия на чувственность!» — прыскала Юля. — А что, мужчина — это не орудие воздействия на чувственность? Что, из-за парней девчонки не вешаются?

— Эх, можно было бы Льву Николаевичу наше время показать — он бы ошизел!

Прочитали еще немного.

— Оп, чувака занесло! — воскликнула Элен. — Секс — это-де неестественно, потому что им не занимаются дети и «неразвращенные девушки», и что надо прекратить им заниматься — пусть все сдохнут. В этом высшая цель человечества…

— Он асексуал? — щегольнула Юля умным словом. — Похоже, да. Дальше написано, что у него с женой начали возникать ссоры на пустом месте, что она грустила, с ним не разговаривала… Плохо трахал ее — вот и грустила!

— А потом он говорит, что секс нужен только для деторождения, а иначе получается совмещение у женщины должности любовницы с должностью беременной женщины, а это уже насилие над человеком. И вообще секс — это обезьянье занятие, а из него делают культ. И опять начинается: «Женщина — орудие наслаждения».