Я дрался на «Аэрокобре» - [11]

Волков — худощавый, среднего роста белокурый паренек с остреньким носиком, одних со мной лет (он был только на два месяца старше своего командира экипажа) — вместе с мотористом Ананьевым проверяли масляный фильтр и не заметили подходившего летчика.

— Что там случилось, Николай?

Волков оглянулся, быстро встал, посмотрел на фильтр, который все еще держал в руках, отдал его Ананьеву и доложил:

— Товарищ командир, проверяем фильтр масляной системы. — Потом добавил вопросительно:

— Вылетов больше не будет, можно раскрыть самолет?

«Раскрыть самолет» на языке технического состава означало снять с него все капоты, какие только возможно, и как следует покопаться в моторе, вооружении, радиостанции и во всех системах.

— Нет… Готовьте к ночным полетам. Да побыстрее, сказали…

— К ночным? А кто летать будет?

— Фигичев.

Этих «шмитов» запросто бить можно!

— Ну, сейчас всем спать! — приказал Архипенко после ужина. — Учтите, завтра вылет тяжелый. На маршруте есть аэродром. «Мессеры» сидят. Так что, здеся, смотреть нужно и смотреть. Бой обязательно будет.

«Хорошо бы облачность была тысячи на две…» — мечтал я, укладываясь на нары. Но стоило прикоснуться щекой к жесткой, набитой не соломой, а каким-то крупным бурьяном подушке, как молодой, здоровый сон сморил меня — И ушли куда-то облака, «Юнкерсы», «Хейнкели», «худые» и сама война. Ничего не осталось. Только под утро я начал чувствовать толчки ворочавшегося рядом Чугунова.

Поднялись, как всегда, рано, задолго до рассвета. И на улице сразу увидели иллюстрацию к пушкинским строкам из «Полтавы». Все было: и звезды, и штиль, и тополя. Не было только облачности. Такая идиллия нам не понравилась. Кое-кто даже крепко выругался.

— Это тоже неплохо, — успокоил всех Королев. — К цели подойдем с востока, со стороны солнца. Немцы не успеют подготовиться, будут поднимать истребителей, когда мы пройдем над ними…

Бомбардировщики появились над аэродромом вскоре после восхода солнца. Их ждали в первой готовности. Пара за парой истребители стали подниматься в воздух, и через несколько минут группа легла на курс. Маршрут бомбардировщиков был проложен не прямо на цель, а с изломами, чтобы ввести в заблуждение фашистов.

Кажется, только что отошли от аэродрома, а под крылом самолета уже протянулась в обе стороны, на сколько хватает глаз, широкая блестящая лента Днепра. Через ее гладь переброшены тоненькие ниточки переправ. Впереди в перелесках окаймленных дымами пожарищ протянулся в сторону Кривого Рога длинный язык плацдарма. Но сегодня цель не здесь, не на линии фронта, и вскоре «Пе-2» развернулись прямо на запад.

Внизу расстилается та же земля, Украина. И все-таки она не такая. Попробуй-ка сядь! Сразу попадешь в лапы к фашистам. А сверху вроде бы ничего не изменилось. То же высокое украинское небо, те же разделенные на огромные квадраты и прямоугольники поля…

Здесь, над оккупированной территорией, я впервые увидел в воздухе «Юнкерсов»: на встречных курсах и чуть ниже прошла группа из тридцати «Ю-87». Шли они парадным плотным строем, крыло в крыло, в колонне звеньев. «Почему не атакуем?! Подходи сзади и бей в свое удовольствие!..»

— Виктор! «Лапти» справа идут!

— Вижу… — через некоторое время ответил Королев. — Смотри за воздухом… Наше дело теперь телячье…

Я вспомнил, что в этом вылете нельзя вести обычный воздушный бой. Можно только защищать бомбардировщиков от атак фашистских истребителей, ни на шаг не отходя от «пешек».

Встреча с «Юнкерсами» помогла собраться с мыслями, заставила более внимательно следить за обстановкой в воздухе. Сложности это не представляло. Солнце еще не успело подняться и создать в воздухе дымку, видимость была прекрасной — миллион на миллион, как говорят летчики.

«Сейчас должен быть аэродром», — подумал я и тут же увидел впереди серую полосу бетонки.

Фашисты, наверное, не ожидали налета в такой сравнительно глубокий тыл в дневное время. На летном поле не было заметно никакого движения. Самолеты — истребители и бомбардировщики — располагались по границам аэродрома. Большинство из них стояли еще зачехленные — не видно было игры солнечных зайчиков на фонарях кабин.

Группа проходила над самым аэродромом, внизу взвилась ракета. «Сейчас взлетать будут», — понял я. Однако взлет фашистских истребителей задерживался. Только минуты через три вдоль бетонки заскользили два силуэтика «Мессеров» — начала разбег первая пара. «Долго они копались!»

— Виктор, «худые» взлетают!

— Вижу. Смотри теперь, не зевай! Скоро подбираться будут.

Некоторое время длилось молчание. И вдруг чей-то незнакомый дрожащий голос нарушил тишину:

— Десятка! Десятка! У меня сильно барахлит мотор! Трясет, шатун, наверное, оборвется!..

«Кто это? Из нашей эскадрильи, раз к Архипенко обращается, а кто?» Архипенко отозвался не сразу, и тот же голос еще более панически закричал:

— Я Чугунов, мотор сейчас развалится!

«Чугунов?!» Я никогда бы не подумал, что Чугунов способен кричать таким противным дрожащим голосом. «Хотя вот так ни с того ни с сего прыгать прямо в лапы фашистам…»

— Сам дойти сможешь или послать кого с тобой? — спросил наконец Архипенко.