Я был динозавром - [6]
Увы, он оказался гораздо умней, чем можно было ожидать. Если бы я умел, как таракан, бегать по потолку, я был бы уже там. Но я оставался внизу, на земляном полу пещеры, и на меня грозно надвигалась смерть. Она была совершенно отвратительной, и я пожалел, что не погиб раньше — от кого-нибудь хотя бы немного посимпатичней. Даже птеродактиль показался бы красавцем рядом с этим уродом.
Но тут в пещере раздался рев моей приемной матери — саблезубой тигрицы, и я увидел, как она бросилась динозавру на спину. Они схватились. Теперь тираннозавру было не до меня.
Не знаю, как мне удалось выбраться из пещеры, не попав под удары огромного шипастого хвоста, гвоздившего землю тут и там. Я побежал прочь, но еще долго мне вслед раздавался грозный рык тигрицы и сопение тираннозавра. Потом ноги у меня подкосились — я упал и впервые за все это время заплакал.
Что же теперь? Прежде у меня была хотя бы река, за которой угадывались очертания другого берега и, может быть, другого времени, а здесь, внизу, были лишь непроходимые джунгли и болота, поглотившие реку и время вместе с ней. Однако пути назад не было, и я пошел куда глаза глядят.
К счастью, лес вскоре перерезала цепь маленьких холмов, и я пошел верхом, где было светлей и суше. Голову я снова прикрыл большим листом какого-то неизвестного мне растения, посчитав, что это хороший камуфляж от тех, кто высматривает добычу сверху. Ноги обмотал какими-то кожистыми листьями, которые, однако, часто рвались, и мне приходилось менять их на новые.
Лес кончился неожиданно, будто за ним захлопнули дверь, и я очутился на краю обрыва. Внизу расстилалась долина странного серо-голубого цвета. Ни деревца, ни клочка зелени — голый лунный ландшафт. Вся она была в каких-то воронках и лужах, над которыми поднимался пар. Скользя в тепловатой глине, я спустился вниз. Повсюду вспухали и лопались грязевые пузыри.
Я вспомнил, что грязевые ванны имеют лечебное действие — даже снимают усталость. Я выбрал небольшое корытце — не горячее и не холодное, — снял листья, брюки и лег в него. Уф, здорово! Даже закрыл глаза от блаженства. Открыв, я увидел в метре от меня торчащий из грязи большой рыбий хвост. Ой, укусит! Я как пуля выскочил из корытца, шлепнулся на живот и пополз, перебирая маленькими ножками, похожими на плавники. За мной, оставляя в мягкой глине канавку, тащился рыбий хвост.
Я, конечно, узнал себя — недаром получал только пятерки по биологии — я превратился в кистеперую рыбу, дальнюю родственницу всех четвероногих животных. Звали меня латимерия. Сначала я очень расстроился, а потом, пораскинув умом, решил, что в этих ваннах-корытцах возможны и обратные превращения, надо только подобрать себе правильную эволюционную цепочку.
Знал бы я, что латимерия дожила до двадцать первого века нашей эры, не занимался бы этими глупостями. Нырнул бы в мировой океан и вынырнул где-нибудь в Балтийском море, поближе к дому… Главное, что я пока сохранил свои умственные способности, так что — вперед!
Ванные с теплой водой или грязью тянулись одна за другой и, не мудрствуя лукаво, я плюхнулся в первую же. И не ошибся. Из нее я выполз ихтиозавром, вроде современного дельфина, только покрупнее и позубастей, и поплюхал дальше, опираясь на ласты и отталкиваясь хвостом. Как пели мои бабушки и дедушки: «Нам нет преград на море и на суше!»
На пробу я сунул ласту в очередную ванну, и она на моих глазах стала вытягиваться в огромную ногу, покрываясь шерстью мамонта. Ого! Дело шло быстрее, чем можно было бы предположить. Я победно затрубил, задрав хобот, и покачивая тяжелыми загнутыми вверх бивнями, потрусил дальше, рассчитывая тут же превратиться в нормального слона.
Но получилось что-то ужасное. После очередного купания я стал маленьким головастиком из отряда хордовых, где-то в самом начале зарождения жизни на Земле. С великим трудом, путаясь в мыслях и теряя остатки сознания — ему просто негде было поместиться — я переполз через борт какого-то бочажка, упал в воду и — о горе мне! — снова превратился в кистеперую рыбу…
Это было что-то вроде игры в рулетку, как будто я попал не в Долину Жизни, а в казино. Кем я только не перебывал в тот день: ихтиостегом и трилобитом, эдафозавром и плакодонтом, трицератопсом и пятиугольной морской звездой — хоть награждай себя ею за проявленный героизм.
Под вечер я почувствовав, что мозг отказывается мне служить — он заявлял о своем присутствии, только когда очень хотелось есть. Я уже бросил попытки снова превратиться в человека и сидел, пригорюнившись, на теплой кучке глины, обыкновенным орангутаном. Я знал, что теперь смогу стать человеком только в процессе труда, но на это не было ни времени, ни сил…
Парадокс заключался в том, что я и так мыслил, как человек, и прекрасно помнил обо всем, что со мной произошло, включая тот же футбольный мяч и дворничиху.
Я вернулся к водопаду, чтобы попробовать где-нибудь подняться обратно, коль скоро руки у меня теперь были вдвое длиннее. Увы, скалы оказались неприступны — деревья и кустарники, тянущиеся друг к другу сверху и снизу, разделяло метров тридцать голой каменной стены. Я обратил внимание на то, что весь этот нижний мир находился как бы в тени верхнего — воздух был настолько насыщен испарениями, что солнце здесь угадывалось лишь блеклым пятном.
