Я — абориген - [12]

Примерно каждые пять миль склон возвышенности венчает отвесная скала с острыми как бритва краями, простирающимися за горизонт. В полумиле или миле над ней подымается такая же отвесная скала, страшная в своей грозной симметрии. Между двумя скалами образуется величественная Долина Смерти, ведущая, подобно высохшему руслу реки, в никуда.

В этой-то жуткой, отвратительной стране и жили маланугга-нугга. Мы их не любили. И не только потому, что они часто похищали женщин алава. В нашем представлении возвышенность была связана с дьяволами и прочей нечистой силой.

Особую неприязнь мы питали к месту под названием Бурруинджу (руины) на реке Роз. Это было скопление огромных утесов белого песчаника, поразительно напоминавших фасад европейского замка. Их геометрическое совершенство, казалось, безмолвно свидетельствовало об истоках архитектуры.

Однажды я приехал в Бурруинджу верхом на лошади — местность была слишком неровной даже для моих мозолистых подошв. Мною тут же овладело неприятное предчувствие, что если я не поверну обратно, то встречу злых духов и их сородичей во плоти — маланугга-нугга.

Мы с друзьями разбили лагерь на гребне горы, милях в двух от Бурруинджу, откуда он был хорошо виден. Уже тогда было страшно подъезжать к нему вечером, особенно после того что мы услышали и увидели в ту ночь…

Только я разложил мою поклажу и улегся на нее, не спеша попивая чаек из жестяной кружки, как воздух прорезали пронзительные, демонические вопли.

По телу пробежали мурашки, я задрожал от ужаса.

— Дьяволы! — воскликнул я.

— Да, — откликнулся мой друг Гуругул. — Черные дьяволы! Что делать?

Мы предпочли остаться на месте. По склону и днем-то трудно пробраться, а найти выход из этого лабиринта вечером и вовсе невозможно.

Только мы оправились от первого испуга, как на стенах Бурруинджу, там, где полагалось быть окнам, зажглись огни!

Это нас поразило. Никогда в жизни я не видел таких ярких огней. Они то вспыхивали, то гасли, словно кто-то повертывал выключатель: сначала освещалось одно «окно», затем другое, третье. Возникала целая цепочка неоновых огней, и это там, куда еще не ступала нога электрика!

Может быть, на самом деле дьявольские вопли были жалобным воем на луну стаи собак динго. А огни — гигантскими светлячками, казавшимися особенно яркими в стране, не знающей искусственного освещения? Или это было явление радиации?

Могу только сказать, что мне мерещились разные ужасы и, уж конечно, обезумевшие маланугга-нугга, которые носятся вокруг стен с зажженными фонарями.

Отдаленный грохот не давал мне прийти в себя; причину его мы поняли только тогда, когда порыв ветра, сорвав где-то глыбу, пробежал по дну долины, взобрался по склону и достиг нас. Ничуть не успокоила меня и стоявшая с несчастным видом лошадь. Вытянув шею в каком-то странном оцепенении, словно она и не пила и не ела, лошадь, казалось, ждала, когда наконец кончится эта ужасная ночь.

На следующий день после пережитого потрясения мы были весьма горды тем, что, набравшись храбрости, все-таки подъехали к Бурруинджу.

Как и следовало ожидать, при ближайшем рассмотрении оказалось, что Бурруинджу — это нагромождение стен из песчаника, сложенных великим каменщиком — временем, на которых напористые ветры прорезали зубцы; огромные пещеры с разверстыми голодными зевами, способными в один присест заглотать всадника вместе с лошадью; миллионы стилизованных рисунков охрой и белой глиной — дело рук прежнего поколения маланугга-нугга… Мы увидели человеческие кости, но никаких других следов человека не нашли!

Можете мне поверить, мы там не задерживались. Посмотрели — и назад, словно люди, которые заглянули в пропасть и в ужасе отпрянули от нее. Лошадей мы в тот день пришпоривали изо всех сил и неслись так, как будто опаздывали на свидание. Куда? На север, юг, восток или запад от Каменного города, лишь бы как можно дальше он него.

Больше я в Бурруинджу не ездил и никогда не поеду.

Отец рассказывал, что при жизни моего деда маланугга-нугга устраивали набеги на алава, похищали наших женщин и убивали мужчин. Возможно, именно из-за этого алава осталось так мало.

Наших женщин уводили в горы, может быть, в такие места, как Бурруинджу, там, где мы нашли человеческие кости. Здесь женщины алава рожали детей маланугга-нугга и, пока могли это делать, оставались живы. Бесплодие означало для них неминуемую смерть.

Чтобы подкрасться к алава незамеченным, нужно обладать недюжинной хитростью и ловкостью, но у маланугга-нугга были оба этих качества. Быстро преодолевали они расстояние между водоемами, не разжигая костров, не разговаривая, стараясь не вспугнуть птицу, пока не нападали на мой народ, убивали спящих мужчин и захватывали в плен будущих матерей своих детей.

На языке валибуру нет более страшного слова, чем «гулгар». Так называли у нас набеги маланугга-нугга. Сотнями нападали они на нас, метали копья и бумеранги и, размахивая нулла-нулла, без разбору крошили черепа даже старикам и младенцам. Конечно, иногда и алава нападали на своих врагов, но, насколько я помню, редко возвращались с пленными. Поэтому в наших жилах течет сравнительно чистая кровь.