Я-1 - [8]

Тут надо заметить, что мы сидели с ней не за какой-то совковой «Лирикой», а за старинным немецким пианино «Дидрикс» с клавишами из натуральной слоновой кости. А помимо изрядного количества причудливых узоров, вырезанных на корпусе этого, в сущности, доброго зверя, он, зверь, был также, извините за выражение, оборудован двумя старинными подсвечниками. По случаю же праздника в эти самые подсвечники были вставлены реальные свечки, которые к тому же еще и натурально в тот вечер горели.

Мама вкрадчивым голосом, спросила, знаю ли я что-нибудь о… чёрте, а когда получила отрицательный ответ, тут же поведала мне о том, как он ужасен, и о том, сколь неравнодушна эта тварь к детям, тем более, к непослушным. Я спросил, что он с ними (с нами) делает и тут… надо отдать моей маме должное, ибо она сказала очень красиво: «…Этого не знает никто, но ещё ни один ребёнок от него не вернулся живым…»

У меня, как сейчас помню, волосы встали дыбом, и я пролепетал: «А где он живёт?» Но мама, видимо, вошла в весьма творческое расположение духа, потому как сказала следующее: «Этого тоже никто не знает. Он везде. Он может оказаться повсюду. Может быть, он живёт в пламени свечи…»

Сейчас я затрудняюсь сказать, откуда она всё это взяла и что на неё нашло, когда она говорила это, но тогда я пристально посмотрел вовнутрь этого самого пламени свечи. В моём воображении это страшное пламя мгновенно выросло в огромный костёр, каковой давеча мне довелось увидеть по телевизору в кинофильме «Великое противостояние» про мою любимую девочку Серафиму, которая снималась в юности в фильме про войну 1812-го года, а потом реально билась с фашистами, как, собственно, и другая моя любимая девочка Гуля Королёва из книжки «Четвёртая высота». А потом, кстати, эта самая моя детская возлюбленная Серафима уже после войны стала астрономом, вследствие чего фильм, равно как и одноимённая повесть Льва Кассиля, и назывался столь многозначно: «Великое противостояние».

Короче, я круто испугался. Занятия музыкой, что называется, удались на славу.

Вечером того же дня, во время купания, всплыл ещё ряд подробностей касательно товарища Чёрта. Здесь уже, вероятно, в маминой двадцатидевятилетней голове всплыли какие-то отрывочные сведения о языческой мифологии. Как говорится, ничтоже сумняшися, она рассказала мне, что, собственно, чертей и богов очень много, так что угроза, как я это понял в свои неполные шесть, в принципе, таится во всём: в воде, в огне (видать, маме-девочке самой понравилось, как клёво она завернула насчёт «пламени свечи»), в небе, в воздухе, в электрической лампочке, словом, реально везде.

Самое весёлое (простите за чёрный юмор) в этой историйке было то, что на этом дело не кончилось. Когда летом того же 79-го года мы переехали на дачу, где я от души бесился, временно освобождённый от занятий музыкой, вследствие чего трудно засыпал, мама как-то сказала мне, что, мол, на днях она видела чёрта уже непосредственно на нашем дачном участке, и он, де, спрашивал у неё про меня; в частности, сплю ли я уже или ещё нет, ибо если второе, то он незамедлительно заберёт меня к себе (туда, откуда, как я хорошо помнил, ещё ни один ребёнок не вернулся живым), но, дескать, мама солгала во моё спасение (спасибо, блядь, дорогая мамочка!) и сказала, что я уже сплю.

Короче говоря, я почувствовал, что он ко мне подбирается, сучий потрох! Всё ближе и ближе, блядь! И я уже не так бесился, как в первую неделю пребывания за городом, хотя проблемы со сном всё равно не исчезли. Более того, это всё оказалось истинной правдой — то, что он ко мне подбирается…

Вечером 30-го июня 1979-го года родная тётя (мамина сестрица) «нечаянно» опрокинула на меня трёхлитровый бидон крутого кипятку. Я получил 27-мипроцентный ожог поверхности своего нехитрого детского тельца, соответственно, преимущественно 2-й, но в самом забавном месте, а именно на жопе, 3 а и 3 б степеней, то есть до мяса.

Болел я долго. Несколько раз маме говорили, что я не выживу, но я выжил. Выписали же меня почти через полгода, 18 декабря.

С тех пор мама больше даже не заикалась о чёрте. Может она, и это скорей всего, даже и не ведает, что сама навлекла на меня беду. Но… тем не менее, примерно таким вот макаром в мою жизнь вошёл Страх, каковой в тех или иных проявлениях продержался в моей душе около пятнадцати лет. Как это ни смешно, но имЯнно в канун своего европейского совершеннолетия (21-го года) он совершенно оставил меня. Как корова языком слизала, честное слово! А ещё немного погодя Страх окончательно уступил своё место одному лишь раздражению (когда вялому и пассивному, а когда и весьма агрессивному) по поводу того, что за редким исключением все вокруг полные мудаки.

Тем и живу по сию я пору. («Сию я…» — левоватый, конечно, констракшн, но это только если вы и впрямь мудаки, а если пытливые вы борцы за торжество окончательной мировой революции, то не можете не оценить, как это красиво — сию я…)

11

ХРИСТОС ВОСКРЕС!

Христос воскрес, моя Ревекка!

Сегодня, следуя душой

закону бога-человека,

с тобой целуюсь, ангел мой!

А завтра к вере Моисея

за поцелуй я, не робея,