XV легион - [75]
– Посмотри, Виргилиан, на ночное светило. Его цвет, то красный, то голубой, предвещает бурю.
Виргилиан, Трифон, Делия, Скрибоний и все корабельщики со страхом смотрели на бегущие облака, на страшную луну. Что было делать в этой стихии? Повернуть назад? Отдаться на волю богам? И вдруг, как будто бы в подтверждение слов наварха, налетел порыв ветра. Парус заполоскал, воздух со свистом шумел в снастях. Стараясь перекричать ветер, Трифон бросился к мачте, приказывая спустить парус. Корабельщики кинулись к канатам, один полез на мачту. Трифон стоял с поднятыми руками, как будто заклиная стихии.
– Аквилон, – услышал его голос Виргилиан, – нет, Эвроклидон[44]!
Страшный порыв ветра едва не перевернул корабль. В мгновение ока парус был разорван, как листок папируса, и унесен в пучины. Луны уже не было видно за облаками. Сквозь шум и грохот, точно на расстоянии многих миллий, доносился голос наварха:
– Теперь пусть сохранят нас великие боги...
– Делия, мы погибаем! – кричал Виргилиан.
Всю ночь корабль швыряло, как жалкую щепку, в черных вскипающих пучинах, над которыми фиолетовыми пожарами вспыхивали молнии, гремел небесный гром. Волнами смыло с палубы лодку и одного из корабельщиков. Казалось, что небеса разверзлись, разорванные от востока до запада: такое количество воды низвергалось оттуда на корабль. «Фортуна» то взлетала на гребень вала, то отвесно падала в пропасть, окруженная со всех! сторон ревом волн, пеной, грохотом разбивавшихся валов, под потоками холодного дождя, в хаосе ужасной ночи. Люди уже считали, что это конец, гибель, и готовились к смерти.
Уцепившись закоченевшими пальцами за канат, Виргилиан ждал, когда очередной волной перевернет корабль и все они пойдут ко дну, на съедение рыбам. Но даже в этом ужасе ему припомнились знаменитые Горациевы стихи о корабле, на который равнодушно взирал поэт, так он был отравлен литературой. Рядом дрожащий от страха Теофраст взывал к богам о спасении, и Виргилиан слышал, как он обещал в первом же храме Нептуна принести богу в жертву барашка. Молится ли Делия своему Богу? Увы, ему-то не к кому было взывать в смертельном страхе! Мысли путались. Почему-то вспомнились события в Эдессе, погребальный костер, страшное лицо императора Антонина Каракаллы. Может быть, потому, что на него походило лицо несчастного корабельщика, погибшего в пучине? Виргилиан видел при вспышке молнии, как волна оторвала матроса от каната и швырнула за борт, в черную разверстую пучину. На одно мгновение мелькнуло его тело с распростертыми руками, искажённое лицо, открытый в крике, но немой за воем бури рот, и все было кончено. Жива ли Делия? Она казалась теперь единственным прибежищем. Всего десять локтей отделяло его от каюты, но не было сил оторваться от спасительного каната и проползти эти несколько шагов. На носу погибал Скрибоний. Его тошнило, и он призывал все свое мужество, чтобы достойно встретить смерть, как подобает вкусившему от чаши философии. Виргилиан был в таком же состоянии. Что такое смерть? – спрашивал он себя. Не более как переход от бдения ко сну. Душа легким облачком пара растает по всей вселенной и сольется с мировой душой. Вспомним наставления Марка Аврелия и приготовимся к неминуемому! В ушах звенело, и он не знал, шум ли это ветра или уже небесная музыка сфер? Вот порвется тонкая нить, соединяющая его душу с миром, и все погрузится в вечный мрак...
Улучив момент, когда отхлынула волна, Виргилиан выпустил из рук канат и бросился к каюте. Еще раз мелькнула в голове мысль о Делии; другое лицо, лицо матери, полузабытое, нежное, склонилось над ним. Или, может быть, это было лицо Грацианы? Отец улыбнулся ему из темноты хаоса, как тогда, когда он говорил ему о гармонии, правящей миром, и все погасло с легким звоном замирающей далеко струны...
Измученным корабельщикам казалось, что буря стихала. Надежда на спасение вновь затеплилась в их продрогших сердцах. По распоряжению Трифона они стали бросать за борт мешки с драгоценными бронзовыми гвоздями, чтобы облегчить залитый водой корабль. Дождь тоже прекращался, но весь остаток ночи корабль носился по волнам, и на небе не было видно ни единой звезды.
Виргилиан очнулся в каюте. Рядом лежала Делия, смотрела на него безумными глазами.
– Я еще жив? Или это снится мне...
– Тебя спас Трифон и принес сюда. Как я рада, что ты пришел в себя! Тебе еще рано умирать... Ты еще не готов...
– Мы все погибнем, Делия.
– О, я с радостью отойду к Господу моему, а ты живи...
Если бы не темнота, Виргилиан увидел бы, что ее глаза сияли уже неземным сиянием. Она не чувствовала теперь ни страха смерти, ни холода, ни качки корабля, ни кипения стихий. Склонившись совсем близко над Виргилианом, она прошептала:
– О, какой покой ожидает нас на другом берегу!
– Что ты говоришь, Делия? – не понял Виргилиан.
– Сладостная сень пальм осенит нас, и мы услышим пение райских птиц...
– Несчастная, ты потеряла разум, – схватил ее холодную, как лед, руку Виргилиан.
– Не бойся, я не потеряла разума.
Непонятное раздражение овладело Виргилианом, может быть, зависть, что Делия пребывает в запретной для него стране, куда ему нет позволения войти.
Имя Антонина Ладинского(1896–1961) хорошо известно российскому читателю. Его исторические романы печатались в России с конца пятидесятых годов, в восьмидесятые попали в популярнейшую «макулатурную» серию, издавались миллионными тиражами и многократно перепечатывались. Гораздо меньше известен Ладинский-поэт. Хотя стихи его включаются во все многочисленные антологии поэзии ХХ века, его сборники не перепечатывались ни разу и в настоящем издании собраны впервые. Тем более никогда не перепечатывались стихотворения, разбросанные по эмигрантской периодике и не входившие в сборники.В основу тома легли пять прижизненных сборников стихов в авторском составе, к ним добавлено более 70 стихотворений, не включавшихся в сборники.
Автор романа `В дни Каракаллы`, писатель и историк Антонин Ладинский (1896-1961), переносит читателя в Римскую империю III века, показывает быт, нравы, политику империи. Герои романа — замечательные личности своего времени: поэты, философы, правители, военачальники.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного писателя А. П. Ладинского, хорошо знакомого читателю по историческим романам «Когда пал Херсонес», «Ярославна – королева Франции», вошли новые, ранее не публиковавшиеся на родине писателя произведения.Роман «Голубь над Понтом» повествует о противоборстве великого киевского князя Владимира с правителем Византии Василием.
В книгу известного писателя А. П. Ладинского, хорошо знакомого читателю по историческим романам «Когда пал Херсонес», «Ярославна – королева Франции», вошли новые, ранее не публиковавшиеся на родине писателя произведения.
Анна Ярославна (1026—1075?) была старшей из трех дочерей великого киевского князя Ярослава Мудрого. В 1048 году в далекий Киев рано овдовевший французский король Генрих I Капетинг направил пышное посольство во главе с католическим епископом Роже с приказом: непременно добиться согласия на брак с прелестной «восточной красавицей». Согласие было получено, и в 1051 году Анна Ярославна стала королевой-консортом Франции.О необычной и яркой судьбе русской принцессы на французском престоле и рассказывает известный роман Антонина Ладинского.
В 1-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли её первые произведения — повесть «Облик дня», отразившая беспросветное существование трудящихся в буржуазной Польше и высокое мужество, проявляемое рабочими в борьбе против эксплуатации, и роман «Родина», рассказывающий историю жизни батрака Кржисяка, жизни, в которой всё подавлено борьбой с голодом и холодом, бесправным трудом на помещика.Содержание:Е. Усиевич. Ванда Василевская. (Критико-биографический очерк).Облик дня. (Повесть).Родина. (Роман).
В 7 том вошли два романа: «Неоконченный портрет» — о жизни и деятельности тридцать второго президента США Франклина Д. Рузвельта и «Нюрнбергские призраки», рассказывающий о главарях фашистской Германии, пытающихся сохранить остатки партийного аппарата нацистов в первые месяцы капитуляции…
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
В чём причины нелюбви к Россиии западноевропейского этносообщества, включающего его продукты в Северной Америке, Австралии и пр? Причём неприятие это отнюдь не началось с СССР – но имеет тысячелетние корни. И дело конечно не в одном, обычном для любого этноса, национализме – к народам, например, Финляндии, Венгрии или прибалтийских государств отношение куда как более терпимое. Может быть дело в несносном (для иных) менталитете российских ( в основе русских) – но, допустим, индусы не столь категоричны.
Тяжкие испытания выпали на долю героев повести, но такой насыщенной грандиозными событиями жизни можно только позавидовать.Василий, родившийся в пригороде тихого Чернигова перед Первой мировой, знать не знал, что успеет и царя-батюшку повидать, и на «золотом троне» с батькой Махно посидеть. Никогда и в голову не могло ему прийти, что будет он по навету арестован как враг народа и член банды, терроризировавшей многострадальное мирное население. Будет осужден балаганным судом и поедет на многие годы «осваивать» колымские просторы.
В книгу русского поэта Павла Винтмана (1918–1942), жизнь которого оборвала война, вошли стихотворения, свидетельствующие о его активной гражданской позиции, мужественные и драматические, нередко преисполненные предчувствием гибели, а также письма с войны и воспоминания о поэте.