Werfuchs - [11]

"Лузитания" лежала, разбитая твёрдым океаном деревянного пола.

— Можешь взять мои ипомеи, они расцвели, — говорила Вера с папиросой в зубах, добывая огонь из боков спичечного коробка. — Хоть какой-то прок будет от такого "рукоделия".

— Тщеславные курицы, будто за этоих взяли замуж, — сказала она самой себе, сквозь молочные кольца табачного дыма.

Останки "Лузитании" пришлось подобрать и вернуть в сухой док между толстым романом "Жерминаль" Эмиля Золя, и подобранной специально по высоте подшивкой "НС-Фрауенварте" — Вера любила разглядывать эти журналы, выпытывая идеи для своих, обычно воображаемых из-за размера дохода, нарядов.

Вера открыла дверь и исчезла в коридоре, протянув за собой по воздуху шлейф из дыма и оставив меня наедине с мыслями о произошедшем. Никаких мыслей в голову так и не залезло, а дела на сегодня остались. Я вытащил из шкафа свою пожёванную рубаху и разложил её на кровати. Электрический утюг раскалился и я взялся править его курс среди швов, приводя хлопчатобумажное море в состояние штиля. Заодно показывая собственному беспокойству что капитан на этом корабле я, и могу сам привести свои вещи в порядок.

Что ж, ипомеи так ипомеи. Голубые, полупрозрачные, скромные, милые, в обёрточной бумаге из-под очередного подарка Вере от её нового ухажёра. Всё же лучше, чем снова врываться в цветочный магазин с требованием выдать помпезный букет за деньги, которых у меня не очень-то и водилось в кармане.

Зеркало выдало мне образ молодого человека, довольно опрятного. И выглядел он в целом недурно. Не знаю, соответствовал ли я ему. Зато имел над ним власть — мог исказить его лицо, чтобы и он выглядел сконфуженным.

Фрау Штайзер и Вера, успевшие стать подругами, судачили о том и о сём, выдыхая дым между репликами. Я прошёл мимо них, сняв шляпу перед обеими. Бакалейщик герр Прейер тоже не обделил вниманием и проводил меня приветливой улыбкой из-за спин своих покупателей.

***

— Какие голубые и милые, — сказала Эльжбета и заулыбалась — сам выбирал? Честно скажи.

— Одна моя хорошая подруга любит проращивать семена. И, вот, я подумал... — говорил я, стараясь отделаться от ощущения рубашки, липнувшей к подмышкам.

— Хорошенькая? — глаза Эльжбеты заблестели и она чуть не упала, проскользнув наконечником костыля по полу.

Я обхватил её за талию. Она уже успела сама восстановить равновесие, и потому ужалила вторым костылём меня в стопу.

— Я ведь всё ещё современная арийская женщина! — зазвенел её голос по всему белому коридору.

Она была курносой, а её светлые волосы — короткими.

— Так удобней, меньше возни по утрам. — сказала Эльжбета. — И выглядит со-вре-мен-но!. А у тебя как дела? Как работа?

— Нормально...

— "Нормально" — это ни о чём!

Щипнула меня каким-то образом за бок, не останавливая ходьбу на костылях.

А я меж тем тяжело вздохнул и начал:

— Что работа? Фабриканты хотят видеть только сытую, довольную всем рожу. По которой можно с размаху пнуть, как по футбольному мячу, а её обладатель захнычет, вытрет кровавые сопли и поползёт обратно крутить своими маленькими ручонками жернова промышленного производства.

— Так ты социалист?

— Со-ци-а-что?

Мы подходили к окну и из него в нас светило Солнце. Лицо Эльжбеты было очерчено светящимся рядом волосков на щеке.

— Что ты любишь? Чего ты хочешь? — спросила она.

— Люблю... — и я уставился в потолок, — люблю выкурить папиросу. И заниматься любовью. Люблю женщин. Нравятся их фигуры, волосы, руки и ноги, голос. Могу слушать их сколько угодно, даже если несут полную околесицу.

— А я её не несу? — Эльжбета захихикала, а я улыбнулся.

— Люблю вкусно поесть, и хорошо поспать. Люблю выпить с другом, поговорить с ним. Наверное я, как мужчина, или, быть может, ещё и как ариец, должен ещё любить сражаться на войне и убивать людей из низших рас. Не знаю. Но я точно любил бывать на охоте и бить зверя. Ощущал азарт соревнования, как в игре в догонялки во дворе школы, или на лугу перед домом.

Теперь мы снова вернулись в палату. Прогулка на свидании подошла к концу. Эльжбета аккуратно сложила костыли и также аккуратно уложила своё миниатюрное тело на койку.

— А ты, как со всем этим справляешься? — спросил я.

— Ты же сказал, что любишь крепко спать. Тогда завидуй мне! У меня для этого полно времени, не то что у тебя, фабрикант! — она ткнула меня пальцем в живот, дотянувшись с койки. — Полежи со мной.

— А разве...

— Пустяки, вокруг же никого. Это время года не сезон для того чтобы всем разом сломать свои кости и лечь здесь. Давай, скорее!

Я послушно улёгся рядом, прижимаясь всем телом к ней.

—Будешь сегодня как лейтенант Пинкертон, а я как Чио-Чио-Сан, — выдохнула она в меня.

Перелистнув полу её халата, я увидел её маленькую, девчушечью грудь. Можно было разглядеть и выпирающие рёбра. Я провёл ладонью по её животу, нащупывая на нём мурашки. Мы поцеловались.

***

После очередного посещения "Горящей саламндры" герр Штеффер вдруг предложил отправиться в его загородный дом, и мы с Карлом любезно согласились.

Вместе с нами он привёз ещё и смуглую певицу-итальянку, бегавшую по всему вокруг своими чёрными глазами, и австрийку-танцовщицу с пухлыми красными губами. Все вместе мы стреляли из личного оружия герра Штеффера: американского автомата Томпсона, русской винтовки Мосина и нескольких пистолетов, в том числе и Маузер с деревянным прикладом. Было чертовски весело разбивать из них уже и так опустошённые нами бутылки. Пороховой дым опьянял вместе с алкоголем.