Werfuchs - [13]

Последний в этом ряду — Макс Клейст. Хозяин фабрики стройматериалов. Он брил голову, чтобы уже не доставать всех видом своей плеши. Ещё он носил на себе большой живот, доставшийся ему, вероятно, из-за любви к пиву. А его дом — как пещера разбойника. Награбленная добыча сложена всюду без всякого вкуса и порядка.

— Ты не спал с ней? — спросил меня тихонько Макс в прихожей, принимая у себя.

Вера сидела в его доме довольная, как сорока. Вся в мехах и золоте. Она наконец получила и заветный кабриолет. Хотя и проехалась на нём всего пару раз, и, сильно простудившись, оставила его ржаветь в гараже и истекать маслами. Я боялся что там же Вера оставит и своего неуклюжего любовника. Стареющий предприниматель, однако, всё-таки потрудился приковать её к себе цепями брака. Они произвели на свет маленького Питера. Унаследовал ли он двойственную природу своей матери — я не знал. Родителей это не очень беспокоило, и я тоже решил не думать об этом лишний раз.

Однажды Вера позвонила мне.

— Я хочу встретиться с тобой. Только не в "Горящей саламандре", пожалуйста. На Халлерштрассе есть одно заведение...

...тихое, небольшое кафе. Мне, один кофе, пожалуйста.

— Давно тебя не видел, Вера Клейст, в девичестве Фукс! Как твои дела? Бьются ли волны повседневности о твою обитель из меха и драгоценностей?

Я как мог, старался развеять её напряжение. Она прятала лицо под широкими полами шляпы и солнцезащитными очками.

— Я больше не могу с ним жить. Хочу уйти.

— Почему, Вера? У тебя же всё есть!

— Он меня бьёт.

Вера опустила очки и показала подбитый глаз. Зрачки ходили ходуном.

— Но как же твой сын! Ты оставишь его без матери? Я рос без матери, и всегда тосковал что её у меня нет.

— Ничего, Макс отдаст Питера в приют, или пусть няньку наймёт, у него же полно денег. Давай уедем с тобой отсюда, в Америку, — она оживилась — У тебя есть деньги?

— Какие деньги, Вера? Нельзя бросать всё вот так и убегать! Людитак дела не делают! Они остаются и решают свои проблемы!

— Мне всё это надоело. Всё очень сложно. В этой стране вообще, нацистский режим. Здесь людей за инакомыслие отправляют в лагерь и убивают. Как ты можешь так жить? Ты не чувствуешь ответственности перед миром? Давай уедем, пока не поздно. Не хочу здесь оставаться. Или в лес убегу обратно... я не знаю, не знаю!

Кофе подействовало на мой мочевой пузырь.

— Вера, ты главное успокойся, я сейчас вернусь.

И я вернулся. От Веры остались только тлеющая папироса в пепельнице и правая кожаная перчатка. Папиросу я докурил, а перчатку забрал. Слишком дорогая и изящная, чтобы оставить здесь.

Через пару дней я решился заглянуть к Максу.

— Она к тебе удрала!? — схватил он меня за шиворот на пороге, и так же неожиданно успокоился, — Извини. Ну ты проходи, не стесняйся. Хочешь выпить? Возьми над камином, наливай сам.

Макс вернулся в свою гостиную и сел на персидский ковёр.

— Бр-р-р-р! Взж-и-и-и-у! "Кондор" летит бомбить Гернику, как слышно?

— Кондол летит, ула-а-а!

Питер прыгал в колготках и хлопал в ладошки, пытаясь поймать глазками летящий над ним игрушечный бомбардировщик, движимый рукой Макса в мнимом небе потолка.

— Что с Верой, Макс? — спросил я.

— Взж-и-и-и-у! — Макс делал вираж. — Что она тебе сказала, что я её бью?

— Да.

— Держись, сынок, сейчас брошу бомбы! Ах, моя Вера, Верочка. Подрисовала себе глаз, наверняка. Ты хоть денег-то ей не дал?

— Нет.

— Хорошо. Я узнал, что она приходила в банк и от моего имени хотела снять с моего счёта при-и-и-личную сумму. Вера ведь часто пропадала по ночам. И не только потому что ей надо превращаться. Одни мы с тобой теперь, сыночек, эх! Иди сюда, Питер!

Макс поднял сыночка, подбросил, повертел, отчего тот радостно залепетал несуразицу.

— Что будет с Питером, Макс?

— Что с тобой будет, Питер, а? — спросил Макс сына и ткнул его в нос, — Да хорошо всё с тобой будет, ты же мой сынок! А если будешь превращаться в лисёнка, как мама, то я тебя научу как жить с людьми, да, Питер? Скажи "да-а-а".

— Да-а-а!

Вера сбежала. Не очень человечный, но человеческий поступок. Похоже, она наконец стала человеком.

***

После аварии, моя бедняжка Эльжбета ходила с тростью. От трости она потом избавилась, а от хромоты — нет. Физиологическая особенность, дефект человеческой конструкции и всё же некоторая привлекательность.

— Шевели ногами, Хромуша! — на что в ответ я получил дружеский удар кулачком в плечо.

Мы разгуливали вдоль каменного берега Эльбы, к Рыбному рынку. В водах реки плескалось уходящее Солнце.

— Не люблю реки, озёра и моря, — сказала Хромуша.

— Почему?

— Посмотри какие волны беспорядочные. Нет структуры...

— Как в партии?

Вечер наставал, но в свете не было недостатка. На площади перед рынком горело пламя и кружил бумажный пепел. Люди в униформе доставали из багажников автомобилей перевязанные бечёвкой стопки книг и кидали их в огонь. Здесь был и герр СС со своим устройством. Пламя освещало и его лицо, я видел на нём чудовищную усталость. Он наверняка очень устал сжигать всё подряд.

Среди толпы зевак, мы встали рядом с гимназистом, который кидал книги в костёр из своего портфеля.

— А что это ты кидаешь? — спросил я.