Взрыв - [33]

Он вспомнил, как удалось ему найти мелкие неточности в производстве ремонта на украинском объекте, как удачно подвернулся некачественный металл там, в Сибири, — это позволило отвести сомнения в некомпетентности института во всех аварийных комиссиях. Но он был недоволен своими поступками — обоснованность их была весьма сомнительна… Было что-то такое в проекте, что не удавалось открыть ни ему самому, ни членам комиссии…

— Вон уже горы показались, — сказал шофер и включил радио. Опереточная музыка полилась в салон, и стало казаться, что столица — многоголосая, пестрая — где-то совсем рядом, за поворотом.

— Едешь за тысячу верст, а приезжаешь — одни и те же коробки, — один из соседей сзади зевнул, а другой, клюя носом, бубнил про себя бессвязно:

— Настроили, город от города не отличишь…

— Зато без бараков — теперь всем комфорт подавай. На прошлой неделе у нас последнюю развалюху прикончили — с войны простояла. И как люди жили, не представляю. — Шофер охотно поддерживал любую тему. Видно, ему нравилось ехать в дальний конец: попутчики назад нашлись бы, а прогон стопроцентный. Не то что по городу — гоняться за клиентами…

— И большие у вас холода стояли на прошлой неделе? — вдруг спросил Соснихин, продолжая внутреннюю нить поиска…

— Ночью не знаю, утром градусов до двадцати доходило. Машину по полчаса греешь, пока запустишь мотор. У нас ведь безгаражное содержание. Тачек понагнали, а крыши нет. Резину через неделю меняешь — трескается от мороза…

— Если утром двадцать, то часов в пять до тридцати дожимает, это точно, — сосед сзади никак не засыпал и комментировал на подхвате.

Горы окружали дорогу со всех сторон. Ели, могучие, ракетообразные, стояли амфитеатром, осыпанные белой пургой, и было не по себе от безмолвия и серьезной естественной их простоты. Окажись один в ночи среди этого леса — многое откроешь в себе, многое передумаешь, не суетясь, не спеша. Камни и ели — они приходят из вечности, из того, что было до тебя и останется после…

Соснихину стало грустно от этой философии, и он обернулся к соседям:

— Вы на завод по каким делам?

— На расследование свершившегося факта. Искать стрелочника, черт подери эту железную бомбу!..

Утром комиссия собралась в полном составе. Директор завода и смотритель сооружений прибыли засветло и виновато оправдывались, что половину конструкций монтажники уже разобрали…

«Следы заметают», — подумал Соснихин. Попутчики, выбритые, с синими кругами у глаз, деловито обмеряли площадку, где лежала, накренившись, башня воздухонагревателя, каупера по-иностранному. Много еще объектов в металлургии звучало по-английски, хотя и забыли давно, откуда пришли названия. Приспособляли их к языку сами рабочие постепенно, деловито. И это нравилось Соснихину. Сначала — «эта дура», «штуковина», а потом по сути — скип — подъемник… «Приспособим, все приспособим», — думал он, обходя стесненную площадку возле домны, где никогда не было снега, лежала лишь пыль и скрипела под подошвами. Непривычному глазу могло показаться беспорядочным нагромождением это сплетение железных кружев, грушевидных сосудов, скрежещущих вагонеток… Но для него оно было родной стихией, красотой продуманных, тяжелонагруженных конструкций, мощью человеческого разума…

Из разорванного брюха воздухонагревателя транспортерами вытаскивали футеровку — горы черного кирпича — и грузили на платформы. Стальная обшивка была еще теплой и оттого мокрой, с коричневыми подтеками ржавчины. Он положил ладонь на немое тело металла и словно спрашивал его: как же это ты подкачал, дружище?

— Ну что, Юрий Алексеевич, пойдем в лабораторию пробы металла смотреть? — это кричал попутчик, оказавшийся представителем министерства и, как выяснилось, весьма расторопным малым. И гостиницу, и связь с заводом, и черную «Волгу» организовал именно он, хотя его об этом никто не просил.

— Вы езжайте, а негативы принесите на заседание, Петр Николаевич! — стараясь перекричать свист компрессоров, ответил Соснихин и, вытащив из кармана лупу, снова углубился в осмотр обшивки.

Далеко было то время, когда он тщеславно гордился дипломом инженера в кармане и эмалевым значком с молоточками. Постепенно развеялась примитивная уверенность в непогрешимости логарифмической линейки и лабораторного анализа. Многообразие, неповторимая жизнь каждой конструкции становилась для него похожей на жизнь человека — всегда особенную, со своими ударами судьбы, своими болезнями. Он часто ловил себя на мысли, что для стального изделия нужен не инженер, а врач. Стало модным говорить о стрессах, а разве металл не подвержен стрессам?.. Надо искать, что вызвало этот нервный шок!..

— Чепуха какая-то, — пробормотал он и, уже не церемонясь, полез по наклонному кожуху к месту взрыва. Было видно, что от давления лопнул сначала один лист, каупер накренился, и обшивка потеряла устойчивость. Затем сооружение рухнуло на будку управления, где и засыпало двоих… Он старался не думать о жертвах, хотя металл был невольным их убийцей. Но, в конце концов, его создавал человек! И человек должен понять: в чем его ошибка… Он отвечает за это перед погибшими в первую очередь… И только после — перед министерством, институтом, комиссией…