Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 - [95]

.

Конечно, подобная постановка вопроса позволяла повысить уровень поддержки партии в обществе. Но партийные деятели считали, что понимание своей жизни в этом ключе необходимо и для личного роста человека. А они хотели повысить уровень образования и культуры всех советских граждан. Советская система была до крайности репрессивной, она отправляла в тюрьму и даже на смерть тех, кто ей не соответствовал, но ее власть имела и положительные последствия. Тем гражданам, которые делали выбор в пользу официальных ценностей, СССР давал возможность самореализации, позволяя избежать конкуренции и отчуждения, свойственных капиталистической системе, и принять участие в выполнении всемирно-исторической задачи построения социализма, а также развить лучшие качества в себе самих[862]. Хотя идеал нового человека редко находил практическое воплощение, он представлял собой политическую альтернативу либеральному индивидуализму.

Итак, концепцию нового человека можно проследить до Французской революции, когда принцип верховенства народа потребовал создания добродетельных граждан, которые, перестав быть подданными, начнут управлять государством и защищать его по собственной инициативе. Развитие социальных наук вызвало к жизни новые формы власти, в том числе власть ученых-социологов, стремившихся изменить поведение человека. К концу XIX — началу XX века многие социальные мыслители и политические деятели стремились создать новый тип человечества, который соответствовал бы современной индустриальной цивилизации. Многие из них соглашались, что индивиды должны слиться в коллектив — как в целях достижения успеха, так и для того, чтобы принести пользу обществу в целом. Одним словом, усилия советской власти по созданию нового человека вписывались в рамки более широкого современного этоса, который требовал не только рационального общественного порядка, но и наличия индивидов, настроенных на слияние с коллективом, которые были бы способны полноценно функционировать в эпоху массовой промышленности.

Впрочем, у нового советского человека были свои отличительные черты. Необходимым условием его/ее формирования была полностью государственная экономика, построенная вокруг тяжелой промышленности, без частной собственности или свободного рынка. Советский коллективизм представлял собой не модифицированную версию либерализма, а решительный отказ от мелкобуржуазного индивидуализма — в Советском Союзе индивид мог раскрыть свой человеческий потенциал, только став частью коллектива. Идеал нового советского человека относился к женщинам не в меньшей степени, чем к мужчинам, и советское правительство выступало (по крайней мере в теории) за абсолютное равенство женщин с мужчинами в экономической и общественной жизни. Кроме того, в отличие от нового нацистского человека — мужчины-солдата, чьей главной целью была защита Германии от «вырождающейся» Европы, — новый советский человек должен был стать универсальным идеалом всего человечества[863].

Универсальность этой модели подтверждалась советской национальной политикой. Партийные деятели считали нового советского человека образцом для всех граждан, в том числе и для представителей национальных меньшинств, и, в отличие от правителей европейских колоний, стремились не увековечить разницу между управителями и управляемыми, а сделать население однородным[864]. Адиб Халид подчеркивает, что хотя советская власть (подобно турецким кемалистам) заимствовала у европейских ориенталистов элементы этнической классификации различных народов, она делала это не с целью закрепить их неравенство, а чтобы добиться от всех народов политического участия и поддержки революционных перемен[865]. Адриенн Эдгар тоже отмечает, что советские действия по эмансипации женщин Средней Азии имели мало общего с французской или британской колониальной политикой, но во многом напоминали действия стран, стремившихся к модернизации, — межвоенной Турции, Ирана и Афганистана, где власти также добивались эмансипации женщин, стремясь к созданию современного, однородного общества[866]. Советскую национальную политику характеризовал «государственный эволюционизм» — подход, опиравшийся как на марксистскую концепцию исторических стадий, так и на европейские антропологические теории культурной эволюции, предполагавшие, что все этнические группы стремятся к общей конечной точке. Советские чиновники считали, что «отсталость» некоторых национальных меньшинств проистекает от социально-экономических условий, в которых те находятся, а не от расовой или биологической неполноценности, и верили, что могут подтолкнуть эти народы вперед на общем пути исторического развития, который приведет к социализму, а в конечном счете — к коммунизму[867].

В целом стремление советской власти узнать, о чем думает население, и повлиять на его образ мыслей отражало как международные тенденции, так и чисто советские особенности. В ходе Первой мировой войны правительства всех воюющих стран стремились узнать образ мыслей, мнения и «политические настроения» людей и на все это повлиять. Массовая политика и массовая война требовали мобилизации населения и сознательного, активного участия народа в политике. Как утверждал Джошуа Сэнборн, царское правительство обнаружило опасность сочетания массовой политики с правлением меньшинства после того, как приступило к массовой мобилизации в Первой мировой войне. Оно было свергнуто, а вслед за ним — и Временное правительство. Коммунисты решили проблему массовой политики и ее центробежных сил, установив, при помощи политической пропаганды и цензуры, монополию на ресурсы для мобилизации