Взращивание масс. Модерное государство и советский социализм, 1914–1939 - [111]
В конце января советское правительство создало комиссии, которым предстояло определить точное местоположение тех районов Крайнего Севера, Урала, Сибири и Казахстана, куда предполагалось отправлять ссыльных кулаков. Последующие государственные комитеты составили огромное число планов, статистических докладов, графиков и бюджетов спецпоселений. Некоторые даже разработали детальные проекты, с планировкой поселений и отдельных жилищ, целью которых было насаждение коллективной сознательности. С точки зрения московских бюрократов, спецпоселения, казалось, предоставляли шанс создать новую среду, позволяющую перековать представителей мелкобуржуазных слоев в образцовых пролетариев. Но, как пишет Линн Виола, это было «планирование, привитое к хаосу, проекция коммунистических мечтаний о порядке на беспорядочную реальность, созданную самим режимом». Недостаток подготовки в сочетании с огромным масштабом депортаций привел к тому, что сотни тысяч кулаков были отправлены в места, где было недостаточно пищи и жилья. Отдаленность подобных поселений сделала этот дефицит еще более суровым. Ссыльные страдали от холода, голода, эпидемий инфекционных заболеваний и чрезвычайно высокой смертности. Виола заключает, что плохое управление в сочетании с недостаточной координацией привели к таким действиям, которые «по самой своей природе влекли катастрофу»[986].
Как и в случае с трудовыми лагерями, предназначение спецпоселений вызывало среди коммунистов споры. Являлись ли эти поселения прежде всего средством перевоспитания кулаков или механизмом поставки рабочей силы для экономического развития отдаленных частей страны? Хотя большинство советских чиновников, казалось, видели в спецпоселениях в первую очередь источник рабочей силы, некоторые из них считали более важным удалить из общества «мелкобуржуазные элементы» и при помощи такой меры, как тяжелый труд, перевоспитать их. К примеру, нарком внутренних дел Владимир Николаевич Толмачев заявлял, что использование труда спецпоселенцев менее важно, чем изоляция их от общества и перевоспитание[987]. Советское правительство приказало строить в спецпоселениях школы, рассчитывая, что кулацкую молодежь можно научить ценностям социализма и воссоединить с обществом. На деле же у властей в очередной раз оказалось недостаточно как учителей, так и денег для осуществления задуманного. Нехватка учителей была столь сурова, что пришлось нанимать самих ссыльных для перевоспитания их собственных детей. Тем не менее в теории советское правительство стремилось к перевоспитанию бывших кулаков и воссоединению их с обществом. В 1938 году было принято постановление, позволившее детям спецпоселенцев по достижении шестнадцатилетнего возраста покидать спецпоселения для учебы или работы[988].
Коллективизация и быстрая индустриализация привели в начале 1930-х годов к огромным социальным потрясениям в Советском Союзе. Положение еще больше обострилось из-за жестокого голода 1932–1933 годов, в свою очередь вызванного коллективизацией и реквизициями зерна. В деревне свирепствовал голод, поставки продовольствия в города оказались под угрозой, а промышленные проекты отставали от графика. Перед лицом этой ситуации партийные деятели приняли в конце 1932 года ряд мер, направленных на борьбу с экономическим кризисом. В числе прочего они создали систему внутренних паспортов, которая стала средством выявления и устранения «социально чуждых элементов» и, таким образом, заняла главное место в советской практике насилия, направленного против отдельных групп. Политбюро сформулировало постановление 15 ноября и опубликовало его 27 декабря 1932 года[989].
Вопреки общепринятой точке зрения, главной целью введения паспортной системы было не стремление помешать умирающим от голода крестьянам переселиться в город. Партийные деятели создали паспортную систему в момент, когда городам угрожала нехватка продовольствия, — создали в качестве инструмента очищения главных городских центров от непродуктивных индивидов[990]. Члены Политбюро оправдывали паспортизацию необходимостью «разгрузки» Москвы, Ленинграда и других крупных городов «от лиц, не связанных с производством и работой в учреждениях или школах и не занятых общественно полезным трудом (за исключением инвалидов и пенсионеров), а также в целях очистки этих населенных мест от укрывающихся кулацких, уголовных и иных антиобщественных элементов»[991]. Согласно постановлению, все граждане старше шестнадцати лет, проживающие в этих городах, должны были получить паспорта в местном отделении милиции. Лица, «не занятые общественно полезным трудом», а также «укрывающиеся кулацкие, уголовные и иные антиобщественные элементы» не получили паспортов и были из городов высланы. С января по август 1933 года власти выслали 65 904 человека из Москвы и 79 261 — из Ленинграда[992].
Раз возникнув, паспортная система стала неотъемлемой частью советской системы охраны общественного порядка и чистки населения. Местными отделениями милиции были учреждены паспортные бюро, которые совместно с областными паспортными центрами и главным управлением советской тайной полиции создали картотеки, в которых была карточка на каждого получателя паспорта, хранившая информацию о его прежнем местожительстве, судимостях и т. д. Участковые милиционеры должны были собирать дополнительные сведения (от швейцаров, продавцов в магазинах, официантов и других работников сферы услуг) о людях, въезжающих и выезжающих в их районы, и вносить изменения в картотеку
