Взор синих глаз - [132]

Ее воспоминания о прекрасно известной паре, коя и впрямь тут побывала, и та пропажа, о коей столько говорилось, случившаяся здесь же, и то, как молодой человек был послан обратно за пропавшей сережкой, – все это вместе заставило Эльфриду посмотреть вниз со своей стороны да обернуться и посмотреть назад. Многие люди, когда потеряют какую-нибудь безделушку, невольно бросают взгляд по сторонам, даже если уже прошло очень много времени. Они далеко не всегда ее находят. Эльфрида же, повернув голову, увидела, как что-то слабо блеснуло в трещине каменного сиденья. Всего несколько минут в течение дня солнце освещало эту нишу до самых глубоких ее трещин и щелей, и в этот раз был именно такой момент, и ровные лучи солнца, к добру или к худу, открыли Эльфриде местонахождение ее потерянного украшения.

Мысли Эльфриды немедленно возвратились к тем словам, что у нее как-то раз невольно вырвались, – к словам о том, как она потеряла свою сережку. И ее в тот же миг охватили дурные предчувствия, что Найт, увидев потерянное украшение, сразу вспомнит об этом. Поэтому ее инстинктивным движением было достать серьгу тайком.

Сережка провалилась в трещину так глубоко, что Эльфрида не могла достать ее рукой, хотя она исподтишка предприняла несколько попыток.

– Что ты делаешь, Эльфи? – спросил Найт, заметив ее движения, и тоже обернулся назад.

Она прекратила свои попытки, но было слишком поздно.

Найт заглянул в трещину, из которой она вытаскивала руку, и увидел то, что увидела она. Он немедленно вынул из кармана перочинный нож и с помощью серии движений прощупывания и поддевания вытянул сережку на каменное сиденье.

– Это определенно твоя? – спросил он.

– Да, это она, – ответила она спокойно.

– Что ж, это просто необыкновенно, что мы нашли ее таким образом! – Затем Найт вспомнил больше подробностей: – Что, это одна из тех, про которые ты мне рассказывала?

– Да.

Ему тут же пришло на память ее неудачное замечание во время их первого поцелуя, и по его глазам видно было, что он вспомнил… Он попытался промолчать, и не утерпел, и все-таки заговорил на эту тему – больше для того, чтоб уверить самого себя, что это все неправда, чем с целью выведать какие-то подробности ее прошлого.

– Ты и впрямь собиралась выйти замуж за этого возлюбленного? – спросил он, снова неотрывно глядя на море.

– Да… но не совсем так. Все-таки думаю, что я собиралась.

– О Эльфрида, вы с ним обручились и собирались пожениться! – тихо воскликнул он.

– Это можно было бы назвать… тайной помолвкой, я думаю. Но не смотри так разочарованно, не осуждай меня.

– Нет, нет.

– Почему ты сказал «нет, нет» таким тоном? Почему это прозвучало, но так сухо?

На ее слова Найт не дал никакого ответа.

– Эльфрида, я говорил тебе как-то, – вымолвил он, отвечая своим мыслям, – что я никогда не целовал до тебя ни одну другую женщину, что ни одна не была моей возлюбленной. Думаю, что в поцелуе нет ничего серьезного, и очень немногим девушкам удается избежать льстивых речей и всевозможных знаков внимания от всех прочих мужчин, кроме того единственного, с кем они впоследствии вступают в брак. Но у меня есть определенные слабости, Эльфрида; и, поскольку я вел определенный образ жизни, я полагаю, мне придется за них пострадать. Я надеялся… что ж, я не имел никакого права надеяться в случае с тобою. Ты дарила своему бывшему возлюбленному такие же милости, кои ты даришь мне.

– Да, – слетело с ее губ так тихо, как последний печальный вздох ветра.

– И он целовал тебя много раз – разумеется, он целовал. – Да.

– И быть может, ты позволяла ему более свободную манеру в ухаживаниях, чем я проявил в моих.

– Нет, я не позволяла, – произнесла она с немалой тревогой в голосе.

– Но он позволил себе эту манеру поведения, не дождавшись разрешенья с твоей стороны?

– Да.

– Как высоко я ценил тебя, Эльфрида, и в каком абсолютном неведении я был! – воскликнул Найт глубоким и потрясенным голосом. – Так много дней и часов я верил в тебя – я боялся поцеловать тебя больше, чем два раза. А он не имел никаких колебаний, когда…

Эльфрида придвинулась к нему ближе и дрожала, как в ознобе. Ее снедал столь сильный страх, что вся история от начала и до конца, да еще и с произвольными прибавлениями, выйдет сейчас наружу, что она разволновалась донельзя, и Найт встревожился в свой черед, но принял вид ледяного спокойствия. Самая настоящая невинность заставляла ее с неописуемым страхом думать о проступке, который с тех пор, как стоит мир, считался всего-навсего маленьким промахом, и она сильно преувеличивала значение своей воображаемой вины. А у Найта при этом сложилось мнение, что если женщина так сильно волнуется, рассказывая незначительные подробности о начале своей первой любви, то продолжение у этой истории непременно будет ужасным.

– Я знаю, – продолжал Найт с неописуемым занудством в манерах и интонации, – знаю, я абсурдно щепетилен в отношении тебя, – я желаю владеть тобой безраздельно. В твоем прошлом, прежде, чем ты узнала меня, с самой твоей колыбели, я желал думать, что ты была моей. Я хотел бы сделать тебя моей одной только силой своего желания. Эльфрида, – продолжал он с горячностью, – я не могу перестать ревновать тебя! Это в моем характере, и так будет и впредь, и Я НЕНАВИЖУ тот факт, что тебя ласкали до меня, – да, я это ненавижу!