Взгляд змия - [84]

Однако существует и иная версия этой истории, коей мне хочется верить больше и которая представила бы в новом свете многие моменты Вашего поведения, которых я раньше не понимал и понять не мог, потому как мне не хватало жизненного опыта и, соответственно, самой этой истории. Иначе говоря, если бы эта версия подтвердилась, мне бы все равно пришлось изменить свое мнение о Вас и одновременно о себе в те годы, когда я еще был угловатым подростком, далеко не столь глупым, как Вы считали, позже признавшись мне в этом. Я хочу сказать, что в этом случае Вы были бы достойны имени бесконечно доброго человека, ибо мало кто на Вашем месте решился бы рискнуть, спасая другого, то есть этого Мейжиса, от гибели (пусть Ваши старания и пошли прахом). Страшно даже подумать, что такой незначительный пустяк, как длившееся с час, не больше, искушение поддаться слабости и злоупотребить своим положением или, напротив, абсолютно безосновательное подозрение, может отбросить человека (в этом случае Вас, отчасти и меня) на тот ли, другой, противоположный, полюс шкалы нравственной оценки человека. Это ужасно. И вот сейчас я дерзну намекнуть на то, о чем в конце письма, все Вам описав, попрошу настоятельно: хорошо обдумайте все, прежде чем отвечать мне; поймите, как это все серьезно, какова позиция Ваша, моего Отца, и какова – моя, Вашего сына; передумайте все, постарайтесь вспомнить и отвечайте мне совершенно искренне. Или хотя бы так, чтобы я не мог заподозрить Вас в неискренности. Любая деталь, любая мелочь, могущая вызвать у меня сомнение в Вас, тотчас же уничтожит все мои усилия установить Истину и на всю оставшуюся жизнь разверзнет бездну меж нами. Достало ли мне ясности выразить свои мысли, не поступаясь правилами вежливости и сыновьей почтительностью? Надеюсь, что так.

Итак, другая версия этой истории, также предложенная этим человеком, суть следующая. Вам на самом деле стало жаль юного преступничка. Вам казалось, что он еще может взять от жизни то, что от него было, быть может незаслуженно, отнято, и Вы рискнули ему помочь. Вы вручили ему и двум своим солдатам письмо губернатору с просьбой даровать этому юноше жизнь, ручаясь за него своей честью, имуществом и т. д. Все остальное случилось помимо Вашей воли, по несчастливо сложившимся обстоятельствам. Кстати, этот паренек, Мейжис, до самой последней минуты верил именно в эту, вторую, версию. Он умер, веря Вам, вот в чем дело.

Крестьянин пришел ко мне, лелея надежду, что я, свидетель тех лет, могу склонить чашу весов в ту или иную сторону.

Какова во всей этой истории моя роль? Отчего мне так важно узнать Правду? А вот почему. Крестьянин рассказывал, что, когда Вы разговаривали с Мейжисом перед тем, как отослать его с письмом в Каунас, в той же комнате был и я. И этот душегуб, Мейжис, безусловно, поверил всему, что Вы говорили, или, иными словами, доверился Вам лишь потому, что там был я. Короче говоря, мое присутствие стало гарантией, что намерения Ваши что ни на есть положительные. В результате я становлюсь соучастником доброго дела или мерзейшего нравственного преступления. Вот я и хочу узнать, кто я такой. Вы можете обоснованно упрекнуть меня, что же я сам не пороюсь в своей памяти и не выужу оттуда необходимые заключения, не утруждая Вас. Вся беда в том, что я почти ничего не помню из того ушедшего времени. Год или два из того периода я припоминаю крайне тускло, мне не запомнилась ни одна важная мелочь, а они, безусловно, должны были быть. Не знаю, почему так вышло. В то время я был накоротке лишь со своей крестной и с Вами почти не общался. Так что все происшествия тех лет в моем сознании подернуты пепельного цвета дымкой (помните, Вы говорили мне, что я тогда любил рисовать? Я даже этого не помню). Потому и прошу Вас о помощи.

Руководствуясь рассказом моего старичка, – а он все узнал из первых рук, то есть из уст Мейжиса (позже Вы увидите, к каким затруднениям это нас приведет), – я в свободное от работы время проехал на своем автомобиле весь пройденный преступником путь, от Бельведера до дверей губернаторского дворца (теперешней Президентуры), повсюду наводя справки о людях, кои могли бы подтвердить или оспорить изложенные старичком факты. Большинство из встреченных мною не помнили ничего, другие слышали имя Мейжиса и знали, кто он такой. Могу сказать одно: не удалось встретить человека, близкого этому разбойнику, который бы в этом признался или знал бы его историю целиком, как знал ее нежданный гость, с которым меня свела судьба.

Я съездил в Серяджюс и нашел то место, где некогда была усадьба мирового судьи Крамонаса. Говорю «то место», потому что самой усадьбы уже нет: в войну немцы спалили около восьмидесяти процентов строений этого городишки, среди них – и судейское. Никто не мог поведать мне, что сталось с семьей судьи. Ходили слухи, что он уехал в Варшаву, затем в Прагу, но сплетничали и о другом: будто сам он почил в бозе, а жена его вышла замуж за другого. Сами видите, что мои путешествия не принесли результатов. Правда, в Серяджюсе со мною случилось незначительное, но чуднóе и неприятное происшествие. Когда я размышлял у дверей тамошней библиотеки (я надеялся обнаружить какие-то бумаги или еще что, но тщетно: немцы разорили и библиотеку тоже), подошла немолодая женщина, внимательно взглянула мне в лицо и сказала: