Взгляд сквозь время - [4]

Солдаты, мрачно поглядывая на толпу, проследовали к специально отведённому за кафедрой месту, где и установили контейнер на большом постаменте. Затем они торопливо выстроились вокруг – двое сзади, двое спереди, четверо по бокам.

Воздух, и без того горячий, казалось, накалился до предела. Обе стороны застыли, выжидая, когда наконец прервётся тягучее молчание.

Единственным, кто мог на это повлиять, был аукционист. Куратор торгов, он занимался своим делом уже много лет. Он знал присутствующих. Большинство по имени, но всех – в лицо. Впрочем, оно и понятно. Ведь был он не только человеком, который руководит торгами, но также и мэром, командиром той горстки юношей, что называется армией, сборщиком налогов… И пахарем. Как и все, он старательно обрабатывал свой жалкий клочок земли, чтобы не умереть от голода. За всю эту канитель с торгами ему ничего не платили, а большим начальником он сделался не по доброй воле. Просто так было предначертано – его отец руководил этой общиной, и отец его отца, и так далее. Все мужчины их семейства передавали свои обязанности по наследству. Вот и он не избежал рока ответственности. Увы, но выбирать не приходилось.

Сегодня перед аукционистом-мэром стояла нелёгкая задача. Ему предстояло сообщить людям новость, которая могла вызвать самый настоящий взрыв. А сам он, ради собственного блага и ради блага других, должен был при этом оставаться сдержанным и хладнокровным. Аукционист и вправду старался сохранять спокойствие, но… чувствовал, что у него не получается. В висках стучало, дыхание перехватывало, а ноги, несмотря на невыносимую духоту и зной, холодели и казались какими-то чужими.

Аукционист хорошо понимал, что сейчас начнётся.

Конечно же, понимал. Он видел перед собой всех этих опухших от слёз женщин, озлобленных мужчин, измождённых жизнью стариков. Ему предстояло обмануть их надежды.

Но время не ждало. И люди тоже устали ждать.

– Открываем торги! – громко объявил аукционист и с грохотом опустил молоточек на стол.

Да, таким всегда было вступительное слово. Но дальше… как сказать о том, что шло вразрез с устоявшейся традицией?

– Баран, целый живой баран! – вскакивая с места, тотчас завопила молодая, но до безобразия некрасивая женщина. – Он здоровый, честно! Можете провер…

– Подожди! – осадил её аукционист.

В толпе зашикали, а седовласый мужчина с лицом, будто выструганным из полена, дёрнул её за край балахона, заставляя сесть и заткнуться.

Аукционист поджал губы. Плохой знак. Паршивое начало! А впрочем, чего он хотел? Ежегодные торги, регулярно проводившиеся в один и тот же месяц – самый нелёгкий и самый засушливый, – на сей раз сильно затянули. Правда, и определить такой «самый-самый» становилось уже невозможно. Жара наступала, а жизнь с каждым днём делалась всё труднее и труднее… На этом фоне торги выполняли роль последней из сохранившихся традиций. И она должна была оставаться незыблемой. Отберите её у людей – и получите разгневанное стадо. А стадо способно затоптать – даже своего вожака.

В который раз аукционист успел пожалеть о том, кем он есть. Зачем ему испытания на прочность? Разве он когда-нибудь об этом просил? Да он бы руку отдал за то, чтобы стать обычным членом общины и решать лишь свои, личные проблемы! Вот только никто бы не принял его жертву. И нести свой крест ему предстояло долго, очень долго – до самой гробовой доски.

– Перед тем, как мы начнём, выслушайте меня, – обратился он к людям, и голос его прозвучал на удивление спокойно. – И попытайтесь… понять. Знаю, как вам было трудно. Чёрт возьми, конечно же знаю – ведь я один из вас! И я знаю, как вы ждали этого дня.

Люди настороженно слушали. Никто не проронил ни звука.

– Но и вы должны понимать, насколько тяжело становится нашим учёным добывать сыворотку. Вымираем не только мы. Вымирают животные, посевы, вся природа. Да вы же и сами всё видите! Учёные действительно сделали что могли. Однако они не нашли все нужные компоненты. Возможно, в следующий раз им повезёт больше. Но сегодня вместо трёх ампул мы продаём одну.

Среди обязанностей мэра была обязанность хорошо говорить. Хорошо – значит коротко и понятно.

Вот и люди отлично его поняли.

В зале поднялся рёв. Не крик, не визг, не вой, а самый настоящий рёв.

– Мой ребёнок! – ревела одна женщина, заламывая руки. – Мой! Как вы можете! Это же был мой мальчик! Такой маленький! Такой!.. Я должна его вернуть!

– Одна?! Одна?! – вторила ей другая. – Всего одна?!

– Шибко умные стали эти учёные, как погляжу! – Худой, полный желчи старик тыкал в сторону аукциониста культёй, которая заменила ему отгрызенную одичавшей собакой кисть. – Конечно, сами жить хотят! А мы? Работай на них, гни спину, подыхай – так, что ль? Хотят всех нас пережить. Опосля ещё посрать сядут на наши могилы! Сволочи!

– Я имею права, и побольше некоторых. Если не знаете, так говорю вам! Сколько лет пахал! И жена моя заслужила! Она тоже!.. – голосил одноглазый мужчина в перелатанной рубашке.

– Мразь!

– Подонки!

– Да чтоб вы там сами все посдыхали!

– На удобрения пойдёте, и никто за вас не заступится!!!

– Тихо! – Это, конечно же, не сработало. Аукционист враз потерял контроль над ситуацией. Он стучал молотком по столу, но всё безуспешно. Люди ревели. Каждый видел в другом соперника. Да что там соперника – смертельного врага! Сосед готов был перегрызть глотку соседу. Все жаждали драки.