Взаимодействие с силой - [7]
Идея заклинания пространства и человека в пространстве прочно владела русскими людьми и после принятия христианства, но к этому времени она начала сливаться с христианской символикой, дополнять ее или, точнее, ассимилировать.
Все, что было рассмотрено выше, говорит о пространстве плоскостного характера, хотя, может быть, ростки и растения растущие по отношению к центру <…> вверх корнями, следует рассматривать как растения иного, верхнего мира, того „ирья“, где находятся души „дедов“?
В пользу объемного понимания пространства говорят несколько более поздние материалы. К началу XV в. (1412 г.) относится великолепный и хорошо известный складень мастера Лукиана. На оглавии этого складня изображен православный шестиконечный крест и в специальных четырех кружках вокруг креста помещены четыре буквы: В, Д, Г, Ш [скрепленные между собой двухсторонние досточки. — Д. С].
Т. В. Николаева убедительно расшифровала их, как обозначение всех направлений объемного пространства <…>. В данном случае перед нами не трехмерное объемное пространство, а необычное „четырехмерное“, так как человек поставил себя в центре объема и отсчитывал глубину от себя»[10].
Помимо креста выразителем идеи пространства, наделенным магическими свойствами, являлся круг. Считалось, что круговая линия, начертанная ножом, зажженной лучиной или углем, защищает человека от злого колдовства и покушений нечистой силы, смерти.
Так, против чумы и других повальных болезней опахивали кругом деревни и села. При добывании кладов и поиска цветов папоротника, при колдовстве и произнесении заклинаний считалось необходимым очертить себя круговой линией для охраны от демонического наваждения. Перед Рождеством было принято давать курам корм, окружая его цепью или обручем, чтобы они клали яйца дома. Существовал обычай в пламя пожара бросать обруч с квасной шайки, чтобы огонь сосредоточился в одном месте и не распространялся дальше.
Круговая черта — кромка — служила границей между мирами. Она отделяла «тьму кромешную», темный мир, «тот свет», где обитают навные сущности — черти (за чертой) и т. д. от мира посюстороннего. Кромешник — это некто, живущий за пределами нашего явного мира, в мире навном, кромешном.
«Навьи — мертвецы или, точнее, невидимые души мертвецов.
Иногда исследователи говорят о культе навий, как о культе предков, но от этого следует предостеречь, так как предки это свои, родные мертвецы, неизменно дружественные, деды, покровительствующие своим внукам и правнукам. Навьи же — это чужие, иноплеменные мертвецы, души врагов и недоброжелателей, души людей, которых за что-то покарали силы природы (души утопленников, съеденных волками, „с дерева падших“, убитых молнией и т. п.). Очень полно раскрывает сущность навий болгарский фольклор: навьи это — птицеобразные души умерших, летающие по ночам, в бурю и дождь „на злых ветрах“. Крик этих птиц означает смерть; „нави“ нападают на беременных женщин и на детей и сосут их кровь. Они — вампиры (упыри), чрезвычайно опасны для людей.
Недаром летописец-церковник приравнял навий к бесам, к злым демонам христианской мифологии. Принесение умилостивительных жертв этим вампирам, субъектам зла, было самой архаичной стадией древних верований: „а прежде того клали требы упырямь и берегыням“. Упыри-вампиры и навьи — порождении первобытного анимистического мировоззрения, когда вся природа во всей своей совокупности и многообразии мыслилась насыщенной духами зла (упыри) и добра (берегини)»[11].
Древний человек считал леса и рощи местопребыванием многочисленных облачных духов, например, леших. Согласно народным поверьям, лешие живут в лесных трущобах и пустырях, но с первыми морозами (в начале сентября) проваливаются сквозь землю, исчезая на целую зиму, а весной как ни в чем не бывало опять выскакивают из-под земли.
Обереги и заговоры служили защитой от них. В колдовских заговорах перечислялись все места в природе и в поселке, где только могут оказаться злые упыри. «Упыри, невидимые навьи, по мнению веривших в них славян, могут напасть на человека везде, всегда и отовсюду <…>. Дом был крепостью, неприступен для навий: „и не смеяху излазити ис хором“.
Чем же были защищены хоромы от повсеместно разлитого „на злых ветрах“ губительного начала? Это прежде всего доброжелательные языческие символы на самых уязвимых участках жилища и двора: изображения солнца, „громовые знаки“, фигуры богини на вершине строения, конские головы в качестве „кнеса“, подковы у дверей и т. п. <…> декоративные (а в свое время магически-заклинательные по своему смыслу) элементы располагаются на воротах, вокруг окон, у застрехи <…>. Сумма подобных оберегов, постоянно присутствующих на всех уязвимых участках дома, и превращала каждую „хоромину“ в недоступное для навий убежище всех членов семьи. Внутри дома (на случай проникновения злыдней) все обиходные предметы тоже были покрыты <…> охраняющими знаками, облегчающими одоление зла внутри убежища»[12].
Считалось, что навьи (рис. 2) всегда враждебны живым. Поэтому даже слишком большая печаль по умершим осуждалась: навий можно накликать, призвать своей тоской, а значит отдать им себя во власть.
