Вызывной канал - [69]

Взял Фёдорыч и молча, отстранив обоих, без приказа систему в действие привёл. И грех — тоже на себя взял. Что толку, что оправдали? Никакой прокурор перед вдовами и собственной совестью не оправдает. Они оба в центральном посту задохлись. Не дошёл огонь ещё до ЦПУ. Хотя и вытащить их оттуда никакой возможности уже не было. Может им минуты от испугу отойти и про КИПы вспомнить и не хватило.

Простенькое такое вот, томами инструкций предписанное действие.

Капитану и следовало-то всего лишь слово сказать: приказываю. А уж кто там чеку выдёргивал бы… Слово капитанское всё на себя берёт, и грехи, и ответственность, и укоры совести. И цена ему поэтому — немалая. И — доверие. Раз уж сказал капитан, значит другого выхода не было.

— Ты, кандей, думаешь, почему Фёдорыч в старпомах застрял? "Своевременно принял единственно верное решение." Это они в бумажках так ему определили, а ведь кто-то и трусом его за глаза считает, и даже — выскочкой. Не его это дело было, хлопцев в рай снаряжать.

— Что? Что с тем третьим механиком? Выловили. Такое — не тонет.

— И до чего ж мы, хлопцы, докатимся, если даже этим по дешёвке торговать начнём, как рыбой, а ВЛКСМ наш — девками и пароходами? Может слово капитанское — последнее, что у нас от шестой части света непроданным ещё осталось? — тралмастер нас образумливает. Он нам эту байку рассказывал, в том рейсе был с Фёдорычем.

— Ты вот, Витёк, считаешь, что слову цена — чемодан денег. А я считаю — мало. Давай с Джоном торговаться? Джончика за борт смайнать? Кто грех на душу брать будет? Майнать — ясно кто: вон те два крикуна, если не сдрейфят, конечно. Плыви, мол Джончик. И руки утрут. А ведь если выплывет, в первом же порту, куда на бункеровку зайдём, могут под ясны рученьки… Это ж не зайцев безбилетных с лодки деда Мазая стряхнуть.

— Завтра Джон героином или неграми на плантации загрузить нас захочет. И даже за пол-чемодана денег авансом. Тоже орать будете, что согласны? — это уже Никитич образумливать нас подключился.

— Вы, салажня, слушайте, что старые моряки говорят. Вы только стали на этот путь разочарований и потерь, а я на нём — уже тридцать три года. С первого рейса, думал, вернусь — корову куплю. Больше, чем полжизни уже верёвки да железяки по траловой палубе тягаю, а коровы всё нет. Не прогорали вы в рейсах никогда, что ли? Ну не пошла рыбалка. Бывает же такое. Проезжих купцов из-за этого грабить?

Не знаю, может кого и не образумили. Но нас с Витьком — точно.

И всё ж — одинокое это дело, капитанское. Нашему вон последним официальным представителем Советской власти на планете быть пришлось. Даже в высшем мореходном училище такому не учат. И ни одного циркуляра за семьдесят три года для таких случаев не состряпали, и вниз не спустили.

Такие дела.

Самое главное в подобной ситуации — правильно разделиться на ныряльщиков, браконьеров, обходчиков, ремонтников и огородников.

До того, что деликатесы у нас под ногами просто, то-есть, я говорю, — под причалом, на сваях произрастают, мы с самого начала додумались. Дело-то для крымчан знакомое. В детстве надерёшь, бывало, мидий и прямо на пляже, на железном листе, жаришь их. Раскрылась, деликатная, — можно приступать. Ни соли, ни специй не требуется.

Так что поначалу ныряли все. Это просто комедия была, когда Тамбурин наш за борт плюхался: цунами на акватории порта подымалось. Надерём деликатесов на завтрак-обед-ужин, глядишь, веселей спится, чем натощак.

Потом додумались краболовки смастерить. Не камчатский конечно, три метра в клешнях, но появился и краб ко столу.

Обходчики — это понятно. Только советское, то-есть, я говорю, — хоть панамец, хоть мальтиец, с русским-ли, с эстонским экипажем — какая разница? — судно в порт заходит, пора обходчиков в бой вводить. Они у нас уже лучше капитана порта, наверное, знали, что за судно, и на каком причале. Конечно, молчуна-Гоголя на такое дело посылать не годится. А вот рефика с боцманюрой — в самый раз. На моряков посмотришь — вроде и не делились там на суверенитеты.

— Да, влипли Вы, парни. Ладно, чем богаты…

— Да нам хоть воды забортной ведро — и то хлеб.

Смотрел-смотрел второй механик на их обходы ежедневные, притащил со свалки два велосипеда, приложил к ним техническую грамотность — стали наши обходчики самокатчиками.

Рефик идею задвинул: порт огромный, пока до ближайшего бара с дальнего причала дотопаешь… Стали мы велики в аренду сдавать полякам да китайцам всяким. Пошло дело, двух велосипедов недостаточно явно. По всему городу народ наш бесхозных железных коней искать стал. Рефик, как босс, уже на мотороллере японском рассекает.

Тут и следующая мысль созрела: а не поставить ли на поток это дело? На свалке, вон, всяких железяк полно. Что я за электромеханик, если сгоревший движок стиралки перемотать не смогу? Времени-то — немеряно.

Гоголь — по своей части. Приёмники паяет, эхолоты рыбачкам местным настраивает.

Тралмастер с боцманом — мочалки из пропилена плетут.

— Ну что, дракона мать? За сколько сейчас бухту "ненужную" продал бы?

Приходит как-то агент один:

— Лебёдчики есть у Вас?

— Обижаешь, дорогой!

Никитич засомневался, может он штрейхбрехеров из наших рядов нанять хочет? Нет, оказывается. Какие тут профсоюзы? По четырнадцать часов на босса докеры местные горбатят, на ходу засыпают. И в основном в щель какую-то на пароходе забиться норовят, чтоб хозяин не видел и посачковать: ни перекуров, ни кофи-таймов босс не признаёт.