Вызов на дуэль - [28]
Оно уже оторвалось от лесов — круглое, ослепительное, великое, незаменимое, прекрасное…
Скоро стало не так холодно, а потом и совсем тепло. Поев, мы принялись ловить рыбу. Я думал: плохо все-таки, что мы живем и не замечаем Солнца, его доброты, и щедрости, пока на собственной шкуре не убедимся, каково без него…
К полудню стало так жарко, что мы посбрасывали рубахи и брюки и снова полезли на свои везучие камни.
Солнце жгло в спину, и Ленька проворчал:
— Проклятое, хоть за тучку зашло бы…
А я подумал: «Эх мы, люди!..»
Человек, который не прыгнул
Ради нее приехали мы с Ленькой в парк железнодорожников, ради нее ухлопали полдня и рисковали попасться контролеру, потому что денег на трамвай у нас не было, ради нее — парашютной вышки…
Я б с большей охотой жарился на песке у Двины или читал под толстой вербой «Пакет» — книгу про храброго буденовца, который попался в плен к белякам и съел секретный пакет — чем тащился бы в этот отдаленный парк.
Уломал меня Ленька. Он в те дни бредил воздушными десантами. Даже сделал из носового платка парашютик, привязал к четырем стропам-ниткам лягушку и бегал ко мне на четвертый этаж — сам он жил на втором, — бегал, чтоб спустить лягушку.
Платок благополучно надувался и опускал ее на тротуар. Лягушка прыгала по асфальту, волоча за собой платок.
Ленька — человек деловой, энергичный, и забавы его смешили меня. Раз десять прибегал он ко мне с зажатой в кулаке лягушкой.
— Жива еще?
— А то как же!
— Не надоело еще?
— Что ты! Ей полагается парашютный значок, еще прыжок — и на жетоне десятка.
Я паял проволочки в радиоприемнике, который пытался сделать, и Ленька мешал мне. Когда он прибежал со своей десантницей в двенадцатый раз, я не выдержал.
— Больше не пущу.
— Ну еще разик, — проныл он.
А дня через три он потащил меня к трамвайной остановке, и мы поехали на окраину. Вышку мы заметили издали. Она торчала над макушками деревьев парка. Прыжки с нее были похожи на прыжки лягушки из окна, с той лишь разницей, что лягушка рисковала в сто раз больше… Вот прыгать с самолета — это другое дело! Взбирались на вышку по крутой лестнице, состоявшей из нескольких маршей. На верхней площадке служащая проверяла билеты, помогала застегнуть лямки. Человек прыгал, и парашют, заранее раскрытый, да вдобавок еще привязанный к крепкой веревке, безопасно опускал человека на землю.
— А если и нам попробовать? — спросил вдруг Ленька, и я понял, почему он так уговаривал меня пойти с ним.
— Не пустят. Подрасти надо, скажут.
— А если не скажут?
— Попробуй.
Ленька приблизился к окошечку, где продавались билеты.
— Детям не продаем, — заявила кассирша, читавшая толстую книгу. — Кто будет отвечать, если повиснешь в воздухе?
— Не повисну, — заверил Ленька, — я уже вешу тридцать девять килограммов.
— Нельзя.
— Съел? — сказал я.
Ленька насупился и промолчал.
Мы стали смотреть на прыжки других.
Вот к краю площадки подошел плечистый парень, прыгнул, и парашют понес его на землю. Вот на площадку взбежали две девушки в светлых платьях. Одну из них оплели ремнями, она посмотрела вниз, покраснела, потом азартно взвизгнула, оттолкнулась и полетела вниз с развевающимися волосами…
Те, кто был полегче, летели медленней, кто потяжелее — быстрей.
Вот на площадку взошел мужчина в черных штиблетах, черном костюме и распахнутой рубашке. Волосы у него были подняты ветром, лицо — загорелое, худое.
Служащая затянула на нем лямки, попробовала, крепко ли, потом что-то сказала. Человек молодцевато подошел к краю площадки, посмотрел вниз, и мы увидели, как с его щек схлынул загар. Он быстро отошел от края и что-то сказал служащей, мы не расслышали — что: вышка была слишком высока. Он взялся за лямки, но служащая покачала головой и рукою показала вниз и вверх. Человек снова приблизился к пропасти. Его штиблеты были в полуметре от края, а туловище подалось вперед. Он глянул вниз, отшатнулся и принялся торопливо отстегивать лямки…
Ленька сунул в рот три пальца, и меня оглушил свист.
— Подумай, какой он! — сказал Ленька. — А если б была война и ему приказали прыгать в тыл врага?
— Куда ему! — вздохнул я.
— А ведь высокий и плечи — будь здоров, кто б сказал!
Сняв лямки, человек стал спускаться по ступенькам, мешая тем, кто шел вверх. Никто по этой лестнице не шел вниз, никто, только он. Мы с Ленькой прямо-таки уставились в него. Костюм на нем был дорогой, штиблеты тщательно начищены, и если б не случай на вышке, и подумать нельзя было б, что он не прыгнет.
Спустившись, он быстро пошел от вышки к одной из густых аллей.
— Не хочет, чтоб здесь видели, — предположил Ленька, — удирает!
— А ты думаешь, ему приятно? Посмотрим, что он будет делать дальше.
— Давай.
Мы пошли за ним. Мужчина шагал быстро и уверенно. Держался прямо.
— И не скажешь, что он такой, — вздохнул я. — Девчонки и те прыгали, визжали и прыгали, а этот…
— Хватит про него, — рассердился Ленька.
Но это было выше наших сил. Мы не могли оторваться от него. Мне хотелось запомнить его лицо — глаза и губы, отыскать в них что-то такое, что б подтвердило: не случайно он не прыгнул.
Вот человек достал из кармана коробку «Казбека», покатал в пальцах толстую папиросину и закурил. Ветер понес на меня табачный дымок, но я развеял его рукой.
