Выжившие - [102]

– Джон, мне будет жаль, если ты уедешь. Нам всем будет жаль.

– Самому не хочется ехать, – сказал я, не веря своим ушам, что говорю такое всерьез. До последнего я надеялся услышать от него аргумент, почему никак нельзя остаться. Мне хотелось, чтоб меня заставили остаться. – Но чувствую, должен. Нужно разыскать свою семью.

– Может, побудешь еще немного? Неделю или две. Подумай над этим. Напиши жене. Вдруг она предпочтет знать, что ты жив здесь, а не умер, пытаясь добраться до них.

– Вот же хрень! – ответил я, и мне захотелось обнять его. – Ты прав.

Он улыбнулся:

– И даю тебе честное слово, что говорю так не только потому, что эгоист. Я правда хочу, чтоб ты остался.

На улице начался дождь. Он не столько падал, сколько висел в воздухе едва заметным, бесцветным туманом.

– Знаешь, один из охранников в городе сказал, дождь радиоактивный. Дождевую воду нельзя пить.

Дилан вытряхнул остатки косяка прямо на тумбочку:

– Какое-то время назад я тоже думал об этом, когда мы… все еще срезали верх у цистерн. Но не хотел признать, что наша затея бесполезна и я не продумал ее хорошенько до того, как мы приступили. Дождь радиоактивный. Ну, а как может быть иначе! Вот как тут с тобой не загрустишь.

– Никак, – сказал я и заметил, как две слезинки медленно скатились по его щекам.

День семьдесят второй

Да здравствует Сен-Сион!

МИР.

Город оказался не таким, каким я его помнил. В нем воплотилось мифическое понятие «сообщество», которое раньше я не видел реализованным ни в одной части общества, которое мы строили. Люди на улице приветливо общаются друг с другом. И не важно, были они знакомы раньше или нет. Главное, теперь мы уверены, что у нас всех есть что-то общее.

В первый день мы устраивались на новом месте. В городе много пустующего жилья, оставленного изгнанниками, а также теми, кто просто уехал в поисках… самолета, лодки, чего-то более безопасного… Кто знает. Поразительно, но в процентном отношении самая большая массовая миграция людей должна была произойти за последние несколько месяцев.

Нас спросили, согласны ли мы жить в квартирах или домах не по одному, и если да, то с кем.

– Разумеется, можно жить и по одному, – заметил чиновник по вопросам жилья, – если есть свободное жилье.

Я сказал, что не против, и принялся писать список, с кем согласен жить под одной крышей. Первым я записал Роба, потом Натана. После открытия о его отце нам больше не представилось возможности поговорить. Хотел написать Аррана, но передумал из-за его призрака. Также я не решился указать и Дилана, поскольку, по логике вещей, он скорее выберет жить с Таней, а если и не выберет, то влезать между ними тоже не стоило. После длительного размышления насчет Томи в конце концов я записал и ее имя, чувствуя себя виноватым за это промедление.

Заполнив анкету, я пошел в ратушу и у входа в здание столкнулся с Томи. В зале ожидания собралось уже много народу, желающего поскорее уладить формальности.

– Меня написал? – поинтересовалась она, прислонившись к стене.

– Конечно, – ответил я, глядя на здание через дорогу. Теперь в нем находился продуктовый магазин, и снаружи его охраняли шесть вооруженных мужчин. Больше, чем ратушу. – А ты меня написала?

– Нет. Без обид. Мне нравится жить одной.

И я почувствовал себя глупо, поскольку надеялся, что ей не наплевать, с кем я хочу жить.

Томи смотрела на оранжевое облако, которое без моря деревьев казалось намного ниже и более угрожающим.

– С тобой уже провели беседу?

– Насчет чего?

– Не быть американцем – нарушителем их правил.

– Нет. Мне несколько раз напомнили о запрете на хранение оружия, и все. Может, я не тяну на американца-нарушителя.

Томи рассмеялась. Оправившись от болезни, она сильно похудела и стала бледнее. У нее появилась привычка заплетать волосы в длинную косу, что ей очень идет. Когда я спросил ее о косе, она ответила, что не хочет, чтобы волосы спутывались, а еще распущенные волосы не способствуют успешной стрельбе в случае чрезвычайной ситуации.

Мой зуб опять жутко болел. Некоторое время назад я осмелился поверить, что с ним все обошлось, но за последние пару дней боль заметно усилилась. Наверное, стресс приглушил зубную боль. Человеческое тело такое странное. Немного расслабишься, и тут же привяжется какой-нибудь физический недуг.

Чем дольше мы стояли у ратуши, тем неотвязнее становилось ощущение, что Томи хочет что-то сказать.

Я ждал.

– Уезжаешь? – наконец спросила она, теребя косу. – Дилан сказал, ты получил сообщение от жены.

Она произнесла «жены» тихо, будто выругалась.

– Пока не знаю, – ответил я, кривя душой.

– Да все ты знаешь. Чтоб добраться до португальского побережья, нам придется переходить через зоны ядерного поражения.

– Может, получится улететь самолетом откуда-нибудь поближе.

– Каким самолетом?

– Я… что значит «нам придется переходить»?

– Если ты реально такой ненормальный, что собираешься вернуться в Америку, я точно отправлюсь с тобой.

– Вот именно… зачем?

Она пожала плечами:

– Вообще-то, там и мой дом. И кроме того, ну, как ты без меня справишься?

– Разумеется, никак. – Я чуть заметно усмехнулся, и даже этот небольшой изгиб мышц причинил боль. – Ты правда хочешь отправиться со мной? Даже после переезда в город? Здесь же можно начать жизнь с чистого листа.