Выживает сильнейший - [138]

— Где же еще?

— А кроссовки?

— Подумай! Только подумай, что он делал с моими!

Я попытался пожать плечами — насколько позволяли ремни. Что в данной ситуации можно предпринять самому?

— Мне надоело ступать в дерьмо! — Слюна летела во все стороны. — За это мне не платили!

Руки Тенни вновь потянулись к моей шее, как вдруг он неожиданно развернулся и направился к выходу. Хлопнула дверь.

Я остался наедине с Бейкером.

— Мне больно, — уже почти потеряв надежду быть услышанным там, произнес я. — Нельзя ли ослабить ремни?

Бейкер покачал головой; в руке его опять появился шприц.

— Хлорид калия? Как и в случае с Понсико.

Он не ответил.

— Кроссовки Рэймонда, — продолжал я. — Вы ничего не делаете наобум, всему есть конкретные причины. Убийство Айрит Кармели выглядело как сексуальное. Ее мать увидела в вас сексуального агрессора, значит, и месть, по-вашему, должна нести соответствующую окраску. Однако помимо этого вам было необходимо провести четкую грань между собой и каким-нибудь примитивным извращенцем. Вам и Нолану, который предпочитал самоутверждаться с маленькими девочками. — Бейкер повернулся ко мне спиной. — На чьем Айрит счету — Нолана? Или вашем совместном? По-моему, вы разделяли его вкус к молоденьким девчонкам. Темнокожим, типа Латвинии. А с нею вы справились сами, Тенни не помогал? Может, это был, кто-то другой, с кем я еще не имел чести познакомиться?

Он стоял не шелохнувшись.

— Нолану, так же, как и Понсико, не хватало силы воли. Но куда важнее то, что у него еще оставались какие-то зачатки совести и именно ее пытки он не выдержал. Вы отправили его к Леманну, однако это не помогло. Откуда у вас взялась уверенность, что Нолан будет держать язык за зубами?

Вопрос остался без ответа.

— Сестра. Вы сказали ему, что с ней сделаете, попробуй он отыграться на ком-то, кроме самого себя. Если же Нолану в очередной раз изменила бы воля и он не сунул в рот дуло собственного револьвера, то вы, видимо, позаботились бы о нем лично?

Бейкер повел плечом.

— То, что произошло с Ноланом, можно назвать случаем эвтаназии. Парень страдал от неизлечимой болезни.

— Какой же?

— Жесточайших угрызений совести. — Послышался смех. — Однако теперь нам так или иначе придется заняться и сестрой, вы ведь почти наверняка достаточно ее просветили.

— Этого не было.

— Кто еще, кроме Стерджиса, знает?

— Никто.

— Хорошо. Но с этим мы еще успеем разобраться… Я всегда очень любил Северную Каролину, страну коневодов, даже прожил там несколько лет, разводя породистых скакунов.

— Почему-то меня это нисколько не удивляет.

Бейкер обернулся ко мне с улыбкой.

— Лошади — животные необычайно сильные. Удар копытом — и смерть.

— Очередное убийство — повод для нового веселья.

— В этом вы правы.

— Следовательно, идеология, я имею в виду евгенику, не имеет с этим ничего общего.

Он спокойно, с достоинством покачал головой.

— Отбросьте прочь шелуху мотивов и мотиваций, Алекс, и у вас останется горькая, печальная правда: в подавляющем большинстве случаев мы поступаем определенным образом лишь потому, что можем так поступить.

— Вы убивали людей, чтобы доказать себе, будто можете…

— Нет, не с целью доказать. Просто потому, что могу. По той же причине вы ковыряете в носу, когда думаете, что на вас никто не смотрит. — Он приложил к моим губам указательный палец: помолчи. — Какое количество муравьев раздавили вы своим башмаком на протяжении жизни? Миллионы? Десятки миллионов? А сколько времени вас мучили раскаяния по поводу этого геноцида?

— Муравьи и люди…

— И те и другие — живая материя. Все было очень просто до тех пор, пока мы не поставили обезьян на одну доску с собой и не усложнили собственную жизнь множеством предрассудков. Если из уравнения выбросить понятие Бога, то оно сведется к изысканной в своей примитивности формуле: всё сущее — материя, а она не вечна. — Бейкер поправил очки. — Этим я вовсе не хочу сказать, что для меня не существует некоторых исключений. Они есть у каждого, некие критерии. Скажем, вам плевать на муравьев, но, возможно, вы пощадили бы змею. А другой бы на вашем месте — нет. Третьи подвели бы черту под позвоночными, четвертые остановились бы на млекопитающих, покрытых мехом. Критериев хватает: для кого-то это внешняя привлекательность, для кого-то — наличие разума или вера в бессмертие души.

На лице его появилось задумчиво-мечтательное выражение.

— Постичь это невозможно, если у вас нет возможности разъезжать по миру и знакомиться с иным образом мышления. В Бангкоке — прекрасном, отвратительном и пугающем городе — я познакомился с мужчиной, поваром, виртуозно владевшим китайским кухонным тесаком с широким лезвием. Работал он в роскошном отеле, кормил на банкетах туристов и политиков, но до этого держал собственный ресторанчик в портовом районе, куда не ходят ни те ни другие. Коньком этого джентльмена была резка продуктов: ломтиками, дольками, соломкой, кубиками. Нож мелькал в его руках с умопомрачительной быстротой. Нам довелось несколько раз покурить вместе опиум, и постепенно я завоевал его доверие. Он рассказал, что начал учиться своему искусству еще ребенком, переходя от острых ножей к бритвенно-острым. На протяжении тридцати лет ему приходилось кромсать абсолютно все: моллюсков, кузнечиков, креветок, лягушек, змей, телятину, ягнят, бабуинов и шимпанзе.