Выяснение личности - [3]

Он понял теперь, откуда эта тяга куда-то, которая была с самого начала, вернее, с начала памяти. Он постоял у дверей «Суона и Эдгара»[7], глядя на громыхающие автобусы, увозившие свой непомерный груз на север. Раз он даже встал в очередь, но сообразил, что по новому, заведенному им для себя порядку, пора было выпить.

И вот теперь он оказался, дыша часто и тяжело, как собака, на кожаном сиденье такси. «Хемпстед», — сказал он; затем, глянув на карточку в бумажнике: «Лавровая Дорога».

Там было так хорошо, что невозможно вообразить. Разгоряченный непривычным жаром полуденного солнца (тело его, оставшееся верным в других отношениях, как будто не помнило о смене температур), он клонился под невероятной зеленостью Лавровой Дороги. Он шлепал по лужам древесной тени и, обернувшись, долго провожал глазами двоих, которые шли жарко переплетясь, потея и ни о чем не заботясь. Он прислонился к тонкому стволу дерева и стал смотреть на свой дом.

В саду он увидел двоих детей, и инстинкт подсказал, что это его дети; он ошеломленно смотрел на светловолосую голову женщины, высунувшейся из окна и зовущей их в дом, обладательницы, вне его поля зрения, лодыжек, которые он недавно изучал. Оказалось, его раздирают страннейшие чувства. Внутри, в доме, будет узнавание, предметы, навязывающие свою привычность, улики прошлого. Будут, наверное, восторженные, узнающие лица; конечно, не без выражения упрека, но ведь не мог же он совершить что-то такое, что его невозможно будет принять обратно: он уже немного знал человека, в одежде которого ходил, и был почти уверен, что руки его не запятнаны кровью. И все-таки еще можно было, хотя и с трудом, пойти против течения, несшего его к дому, навсегда оставить Джеймса Драммонда позади. Он стал гадать, кто содержит сад в таком порядке, кто решил выкрасить входную дверь в желтый цвет, какие имена у детей.

Внезапно девочка, без всяких видимых причин, испустила вопль и, сев на клумбу, принялась громко, захлебываясь, рыдать, так, что сердце разрывалось; мальчик, который был постарше, флегматично стоял рядом, по-видимому, мало тронутый. Трудно было не кинуться ее успокаивать, но он теснее прижался к стволу. Через несколько минут чудовищные вопли прекратились так же внезапно, как начались, и девочка начала методично, один за другим, обрывать лепестки розы, запихивая их в толстый кулачок. Тогда за это же с другой стороны клумбы взялся мальчик; набрав сколько надо для таинственной, только им известной цели, они выскребли в земле ямку и закопали в нее раздавленные лепестки, приминая землю кулаками. Закончив разрушительную работу, они тут же о ней забыли, и он стал прикидывать, что бы он сделал как отец. Мальчик, смуглый как он, выглядел невосприимчивым к наказаниям, жилистым и крепким. Девочка, маленькая и светлая, казалась такой хрупкой, что ее нельзя ругать; впрочем, он, вероятно, умел с ними справляться, хотя оттуда, где он стоял, мысль об этом была устрашающей. Неужели удовольствие постоянно видеть рядом свидетеля твоего существования стоило этой боли?

И все-таки, когда наступил вечер, он понял, что сейчас войдет в дом и согласится на ту личность, которая его там ожидает. В полумраке дом, с желтой дверью и аккуратным газоном, манил к себе, а женщина в доме, с мягким голосом и светлыми волосами, была особенно притягательной, особенно желанной, настолько, что вытеснила мысль о фигуре в черном костюме там, в комнате, высоко в Сити.

Когда солнце село и дом поглотил детей, заключив их под прохладные простыни в темной комнате, человек, стоявший в сгущавшейся тени, отделился от дерева и странной рысцой пустился бежать по дорожке к дому. На мгновение он задержался и поглядел на розы; корни их прочно покоились в земле, так что они скоро зацветут опять. Он толчком открыл входную дверь, и память вернулась к нему вместе с картиной на стене, которую, как он теперь понял, он никогда не любил, с отозвавшимся из кухни мягким голосом, который, он теперь знал, вначале очаровал его, а потом долгие годы давил невыносимой скукой, иссушал однообразием, пока наконец, в день десятилетия их свадьбы, его усталый дух не совершил побега. Но Джеймс Драммонд вошел и захлопнул за собой дверь.

© Дженис Эллиотт

Из журнала "Англия" № 2 (122) 1992