Высшая милость - [31]

Миссис Свон не замечала никого.

— Это Стрэнд, милая. Раньше здесь было много джентри, но большая часть ушла и очень жалко. Теперь везде пуритане, а пуритане не платят столько, как джентри.

Муж-капитан оставил миссис Свон небольшое состояние, но она приумножала свой доход вышиванием, а пуританская революция в Лондоне снизила спрос на такого рода художественную работу.

Из города промаршировал отряд солдат с длинными копьями над плечами, забранные шлемы ярко сверкали на солнце. Людей бесцеремонно сталкивали с дороги. Миссис Свон презрительно закричала на них.

— Дорогу помазанникам Божьим! — офицер сурово посмотрел на неё, но миссис Свон была не из тех, которые испытывают благоговейный страх перед военными.

— Следи за шагом, капитан, — и засмеялась, увидев, как офицер поспешно увернулся от кучи конского навоза. Она сделала пренебрежительный жест в сторону солдат. — Просто игра, и все. Ты видела тех мальчиков на Найтс Бридж? Остановили карету на мосту с западной стороны Лондона и, как будто на войне, обыскали пассажиров, — миссис Свон фыркнула. — Маленькие мальчишки, вот кто они. И всё! Бреют головы и думают, что они правят миром. Сюда, милая.

Они пошли по переулку такому узкому, что Смолевка не могла идти рядом с миссис Свон. Она совсем растерялась, сбитая с толку лабиринтом крошечных улиц и, наконец, миссис Свон добралась до синей двери, которую старательно отперла. Она втолкнула Смолевку внутрь и, обосновавшись в маленькой гостиной, Смолевка поняла, что добралась до своей цели. Здесь, в огромном запутанном городе она, вероятно, найдет ответ к тайне печати, висевшей у неё на груди. А также здесь находился Тоби Лазендер. В мире, где единственным её другом была миссис Свон, в её мыслях он внезапно разросся до огромных размеров. В конце концов, она в Лондоне, и свободна.

Миссис Свон тяжело села напротив неё, подобрав юбки и сняв башмаки.

— Мои бедные мозоли! Ну что ж милая. Вот мы и на месте.

Смолевка улыбнулась.

— Да, мы на месте. Там, где могут разрешиться все тайны.

7

Перед побегом из Уирлаттона Смолевка вела такой уединенный и странный образ жизни, что её утреннее отсутствие не вызвало в доме никакой суматохи. Лишь Хозяйка самодовольно ворчала, она всегда знала, что этой девчонке нельзя доверять. К середине дня из-за её ворчания в голове Скэммелла зазвенел тревожный звонок, и он, приказав оседлать лошадь, сам поскакал к границе имения.

Даже когда все поняли, что Смолевка исчезла, их воображение не могло нарисовать такое грандиозное действие как поездка в Лондон. На второй день, на рассвете, Скэммелл приказал Тобиасу Хорснеллу обыскать деревни на севере, а он с Эбенизером поехал на юг и запад. Но к тому времени её след давно простыл, и в тот же вечер а огромном зале Сэмюэл Скэммелл почувствовал приступ страха. Девушка была его пропуском к богатству сверх его мечтаний, а она исчезла.

Хозяйка Бэггилай была рада исчезновению Смолевки, также как предсказатель судьбы веселится от плохих новостей. Хозяйка пылко присоединилась к преследованию дочери Слайта, преследованию, которое произрастало из неприязни к её типу, её душе и очевидному нежеланию подчинить свою душу скучной тоске пуританского существования. Теперь, когда Смолевка пропала, Хозяйка выудила из прошлого каталог бесконечных мелких грехов, преувеличивая каждый в своём ограниченном уме.

— В ней сидит дьявол, хозяин, дьявол.

Преданный-До-Смерти Херви, присоединившийся к поискам, посмотрел на Хозяйку:

— Дьявол?

— Её отец, благослови его Господь, мог контролировать его, — хозяйка шмыгнула носом и передником прикоснулась к красным глазам. — «Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его».

— Аминь, — сказал Скэммелл.

— Хвала его словам, — сказал Эбенизер, которого отец никогда не бил, хотя часто видел, как сестру хлестали тяжёлым ремнем.

Преданный-До-Смерти Херви сложил руки домиком перед своим двигающимся кадыком.

— «Что золотое кольцо в носу свиньи, то женщина красивая и — безрассудная».

— Правда и ещё раз правда, — Скэммелл поискал в уме подходящую строфу, чтобы не отстать от компании. Но на ум ничего не приходило, кроме неподходящих слов из Песни Песней Соломоновых, слов, которые он не осмелится произнести вслух: «Два сосца твои — как двойни молодой серны». Внутри себя он просто стонал. Подумал, а какая у неё грудь, грудь, которую он мечтал ласкать, а теперь возможно никогда не узнает. Исчезла, забрав собой свою красоту, а также и надежду Скэммелла на богатство. — Мы должны ждать и молится.

— Аминь, — сказал Эбенизер. — Ждать и молится.

— «» — «» — «»—

Предположение Смолевки было правильным, Гренвиль Кони действительно был юристом, но только, по словам миссис Свон, гораздо больше, чем юристом.

— Он рыцарь, милая, и так высоко, что не замечает таких как ты или я. Он политик. Юрист и политик! — её слова не оставляли сомнений, как и мнение об обеих категориях. Юристы, по словам миссис Свон, — низшая форма жизни. — Просто убить их — слишком хорошо для них. Кровопийцы, милая. Если бы грех не изобрел Господь, то его изобрели бы юристы, просто для того, чтобы выстроить в очередь свои кошельки, — она так долго разглагольствовала, что вся жизнь Смолевке представилась рискованным путешествием между угрозами различных болезней с одной стороны и заговорами хищных юристов с другой. — Я расскажу тебе несколько историй, милая, — сказала миссис Свон и незамедлительно доказала это; многие из этих историй представляли собой запутанные дела, которые сделали бы честь любому юристу, но эти истории отличались одной особенностью. В конце историй миссис Свон самолично опровергала всю профессию юриста.