Высшая милость - [14]

— У тебя будет ребенок, следующий год не успеет закончиться, хотя с твоими бедрами, я точно говорю, это будет трудновато. Откуда они у тебя, понятия не имею. Эбенизер худой, но широк в бедрах. Твоя мать, упокой Господи её душу, была крупная женщина и отец не узкий в пояснице, — она фыркнула. — Воля Господа, видно.

Преданный-До-Смерти Херви огласил имена первый раз, потом второй и наконец третий раз. Назначенный день приближался. Она никогда не будет Смолевкой, никогда не познает любовь, но она так тосковала по ней.

«Ночами в своей постели и искала того, кого любила моя душа». И ночами в своей постели Смолевка металась в муках мрачных предчувствий. Скэммелл будет с ней как бык с коровой? Она съеживалась от воображения, слыша его хрюканье и чувствуя нависающий вес его огромного тела, когда он взгромоздится на неё. Она представляла его толстые губы сзади на своей шее и беспомощно вскрикивала в своей постели. Во сне шевелилась Чэрити.

Смолевка представляла свою смерть во время родов, капающее скользкое кровавое месиво, как она видела у отелившихся коров. Иногда она думала, что было бы проще умереть до свадьбы.

Отец только один раз поговорил с ней о свадьбе и то лишь за три дня до церемонии. Он наткнулся на неё в кладовой, где она сбивала масло в подходящие бруски для стола. Он не ожидал увидеть её, и поэтому уставился на неё.

Она улыбнулась:

— Папа?

— Ты работаешь?

— Да, папа.

Он поднял муслин, который закрывал банку с маслом, скрутил его в огромных ручищах.

— Я воспитывал тебя в вере. Я хорошо делал, — она почувствовала, что его нужно подбодрить.

— Да, папа.

— Он хороший человек. Человек Господа.

— Да, папа.

— Он будет надежной опорой. Да. Надежной опорой. И ты будешь хорошо обеспечена.

— Спасибо, папа, — она видела, что он собирается уходить, поэтому прежде чем он распутал муслин со своих пальцев, задала вопрос, который мучил её с того самого момента как Скэммелл сказал ей под буками. — Папа?

— Дочь?

— Что такое Ковенант, папа?

Его тяжелое лицо окаменело, уставившись на неё, судорожно взвешивая в уме её вопрос. На виске запульсировала жилка.

Она навсегда запомнила этот момент. Единственный случай, когда она видела, что её отец лжет. Мэтью Слайт, при всей своей злости старался быть честным, старался быть искренним со своим суровым Богом, но в этот момент она понимала, что он лжет.

— Приданое, не более. Для твоего мужа, конечно, поэтому не твоя забота.

Муслин разорвался в его руках.

Мэтью Слайт молился в ту ночь, моля о прощении, прощении греха лжи. Он застонал при мысли о Ковенанте. Он дал ему богатство сверх всех его ожиданий, но в придачу дал Доркас. Он старался сломить её дух, сделать достойной слугой строгого Господа, но страшился за неё, если она как-нибудь узнает об истинной природе Ковенанта.

Она могла быть богата и независима, и без усилий получить то счастье, которое Слайт чувствовал в ней и боялся как дьявольской метки. Деньги Ковенанта не предназначались для счастья. Этими деньгами Мэтью Слайт рассчитывал увеличить страх грешного мира перед Господом. Он молился, чтобы Доркас никогда, никогда не узнала правды.

Его дочь тоже молилась. Неизвестно как, но она поняла, что отец солгал. В ту ночь и следующую она молилась, чтобы Господь избавил её от ужаса брака с Сэмюэлом Скэммеллом. И как всегда она молилась ради счастья и любви, обещанной Господом.

В канун свадьбы, казалось, Господь обязательно должен услышать.

День был прекрасный и солнечный, разгар лета, и в первой половине дня умер отец.

4

— Апоплексия, — сказал доктор Фендерлин.

— Сэр?..

— Апоплексия, Доркас, — Фендерлин стоял возле лошади у въезда в Уирлаттон Холл.

— Слишком много крови, дитя, вот и все. Если бы я знал, я мог бы на прошлой неделе сделать ему кровопускание, но он не приходил ко мне. Сила молитвы! — последнее он сказал презрительно, пока медленно взбирался на подставку возле лошади.

— Моча, дитя, моча. Регулярно присылайте свою мочу, и возможно вам повезет, возможно…

Он пожал плечами, шумно вдохнув, что наводило на мысль, что все, так или иначе, обречено.

— Вы не очень хорошо выглядите, дитя. Похоже слишком много желчи. Я могу дать вам рвотное, это лучше чем молитва.

— Нет, спасибо, сэр.

Как-то Смолевке давали рвотное Фендерлина, темно — коричневое и скользкое, и она все ещё помнила ужасную, перехватывающую дыхание рвоту, которая извергалась из неё по авторитетному одобрению доктора.

Он подобрал поводья, перекинул ногу через седло и устроился поудобнее.

— Вы слышали новости, Доркас?

— Новости, сэр?

— Король взял Бристоль. Полагаю, теперь победят роялисты, — он одобрительно хмыкнул. — Хотя, полагаю, у вас на уме другие мысли. Завтра должна быть свадьба?

— Да, сэр.

— Не теперь, дитя, не теперь, — мрачно сказал Фендерлин, но для неё эти слова прозвучали как ангельская музыка. Доктор распрямил шляпу. — Будут похороны, а не свадьба. Прекрасная погода, Докас! Похороните его побыстрее. Полагаю, он хотел лежать возле твоей матери?

— Да, сэр.

— Я уверен, Херви откроет могилу. Э-эх. Ещё один ушёл, — он взглянул на карниз крыши, где ласточки вили свои гнезда. — Это ждёт нас всех, дитя, ждёт нас всех. Апоплексия, мочекаменная болезнь, странгурия, подагра, эпилепсия, проказа, прыщи, язвы, чума, свищи, водянка, заворот кишок, грыжи, зоб, лихорадка, оспа, лишай, пот, спазмы, — он покачал головой, наслаждаясь списком. — Это только молодые думают, что они будут жить вечно, — доктору Фендерлину было семьдесят восемь, и он не болел ни одного дня в жизни. Из-за этого он был угрюмым и всегда ждал чего-то худшего. — Что вы будет делать, Доркас?