Высшая мера наказания - [13]

Каменная обездоленность зашевелилась лесом. Живописные ущелья пещерно зазывали в гости. По дну струились бурные потоки, омывая раны Армении. Роскошные декорации украсили фронтоны тюрьмы. Дорога змеёй поползла вверх, к её порогу. Перевалив через него, зашуршала вниз, в долину Арарата. Машина остановилась. Скалы отвесно уносились ввысь. Слева зияла бездна. Торговцы поджидали гостей. Рядом дымились мангалы. Воздух пах шашлыком и люля-кебабом. Из камня пробивалась вода. Она встала между девушкой и Хемингуэем. Живительная влага коснулась уст и лица Луизы. Мужчины вышли следом. Смыв усталость, узник поинтересовался туалетом. И вся компания заспешила к обрыву. Внизу белело каменное строение с противолежащими входами. Узкая тропинка дробно осыпалась. Девушка насмешливо бросила:

— Мальчики, как всегда, налево!

И они пошли. Сперва Юрий. Потом брат Луизы. Узник приготовился. И вот тот самый миг!

— Даже не думай!

Фраза упёрлась в затылок стволом пистолета. На запястьях сомкнулись наручники. И Вова жестко довершил:

— Лафа закончилась! Ещё шаг и ты покойник. Колокол по тебе точно звонить не будет. Лучше не дёргайся! Давай в машину, — живо!

Человек в кандалах, девушка и вооружённая троица окунулись в пучину славы. Толпа молча ждала продолжения. Но это был конец. Поспешно опустив занавес, «семёрка» скрылась за поворотом. Больше никто не проронил ни слова. Мысли зверем бились в замкнутом пространстве. Пленник чувствовал себя разбитым и опустошенным. Он слепо реагировал на мелькание встречного света. Глаза Виктории стали единственным маяком в разбушевавшейся стихии. Он не осмелился оглянуться. Не мог сказать банальное «прости…». И лишь сейчас, из мрака салона, рискнул посмотреть. Высокая, стройная девушка на фоне большого парусника. Она застыла у края пропасти, которая всё увеличивалась и увеличивалась. Одной рукой прикрывала губы, сдерживая крик. Другой прижимала сына, обнявшего её. Сердце мужчины разрывалось на части. Сколько себя помнит, он жил ради этой любви. Сначала её. Потом ради них двоих. Радостями, улыбками, смехом любимой, звучащем как хрустальный колокольчик.

«И что теперь? Как они проживут без меня? Смогут ли пережить очередной удар?», — навязчивая мысль вспыхивала снова и снова.

Если бы удалось бежать… Шесть месяцев он находился в этом «удалось» и мог бы сгладить трения с законом. Тогда остался бы с сыном и его матерью. Но время упущено. А это ещё один упрёк себе — «разумному».

В вечерних сумерках компания осчастливила столицу. Нравы армян упали в глубочайший кризис. Страна никогда не умела выбирать врагов и друзей. Но упорно, раз за разом, наступала на любимые грабли. Объявив о политической независимости, впала в другую. Центральный банк сменился на все остальные. Восток и Запад вонзили зубы в этот отрезанный ломоть. Правительство выкручивалось, как могло. Хлебная пайка, веерная подача воды, газа и тока, вошли в привычку. Зарплаты не было. Собственного законодательства тоже. Правила исчезнувшей системы работали наполовину. «Семёрка» мчалась по неосвещенным улицам. Мимо тротуаров и парков, украшенных пнями. Зрелище не из весёлых. Показался знакомый квартал. В доме сестры горела свеча. Он потёр затёкшие руки. «Браслеты» зазвенели. Автомобиль повернул направо и через минут пять остановился у входа в участок. Там была куча народу. И всем не терпелось взглянуть на добычу. За парнем безуспешно охотились целых полгода. Молодой опер обрадовался как родному:

— Эс инкна, инкэ… Это он, он!..

И уверенно спросил:

— Это ведь ты был в Аштараке на светло-голубой «девятке»? В прошлом месяце.

Юрий его огорчил:

— Точно не я. В вашей стране не был с мая. А месяц назад я отдыхал у друзей на даче. О-о-очень далеко отсюда…

Опер не сдавался:

— Ты, давай, не юли! Я тебя узнал. Причёска, усы.

Узник потрогал щетину:

— Ты им льстишь! Этой растительности без году неделя. Не доросли до усов.

Упёртый опер чуть не заплакал:

— Слушай, ты, урод! Столько гоняюсь за тобой! И в Аштараке тебя видел…

Узник побледнел. Чётко, но тихо уточнил:

— Урод — это ты! Со своими фантазиями не ко мне, а к психиатру сходи.

Опер подскочил к арестованному и замахнулся. Вова остановил коллегу. что-то резко сказал и тот вышел. Пришел начальник. Это был седовласый армянин, лет шестидесяти, с хитро прищуренными глазами. Он взглянул на «гостя». На чистом русском приказал всем уйти. Потом спросил:

— Может ты голоден? Они тебя в дороге хоть кормили?

Задержанный отрицательно мотнул головой:

— Да нет. Не до этого. Меня отсюда куда?

Начальник спокойно достал пачку сигарет. Предложил пленнику. Тот отказался:

— Не курю. Скажите, что меня ждёт?

Ответ всё прояснил:

— Сперва — тюрьма. Потом в зависимости от обстоятельств. Завтра приедет твой отец и мы решим. До этого никто и не о чём спрашивать не будет. Но скажу, что обвинение серьёзное, а вот доказательств никаких. Так что, пока тебе везёт. Только здесь держать тебя не можем, — слишком опасно. Зря ты пытался сбежать на перевале и… до. Угу. Девушка всё рассказала.

Потом оформил какие-то бумаги и вызвал Вову. Тот забрал документы и кивнул подопечному на выход. За дверью поджидали Вардан и «капитан Авакян». Ночь звёздно подмигнула узнику. Он отозвался: