Высшая мера - [206]

— А не движет ли вами, товарищ Калинкин, чувство зависти к успехам Табакова?

— Мною двигало чувство вины перед мертвыми! — В застекленившихся глазах Калинкина вспыхнул какой-то неистовый нездешний огонь, потом они опять обрели холодноватое, ироническое выражение. — По-моему, я не так стар, товарищ капитан, чтобы завидовать сорокалетнему подполковнику!

— Ему тридцать восемь…

— А мне — двадцать восемь!

Все-таки хотелось бы заглянуть в мысли сидящего напротив подполковника: о чем, о ком он думает?

«Издали он кажется веснушчатым! — неожиданно для себя отметил капитан. — Где он получил этот взрыв в лицо? В танке? В окопе? Как только глаза уцелели!.. О чем твои мысли, сфинкс? О моей несправедливости? О несправедливости твоего бывшего начальника штаба? Или о своей неоплатной вине?..»

А Табаков просто-напросто ждал, пока следователь выкурит свою папиросу. Следователь и ему предлагал закурить, но он отказался. Во время долгих скитаний в лесах, во вражеском окружении, где каждая закрутка ценилась выше хлеба, Табаков бросил курить. Раз и навсегда. Шутники обыгрывали фамилию: «Некурящий Табаков? Дело — табак!..»

Следователь, это было ясно, не торопился. По напряженности морщин на лбу, по сосредоточенности глаз, как бы заглядывающих не в чужую, а в собственную сомневающуюся душу, Табаков догадывался: размышляет, взвешивает и оценивает все, что скопилось в лежащей перед ним тоненькой зеленой папке с красными тесемками. Пусть не торопится!

Где-то близко ударили гаубицы. В окнах глухо, но раздраженно отозвались стекла, сдерживаемые перекрестьями наклеенной бумаги. От содрогания воздуха с крыши дома ссунулся снег, белой осыпью затемнил окна, а рядом, скрипнув, приотворилась дверь в соседнюю комнату. Слышен стал озорноватый мужской голос из тех, что мастерски рассказывают анекдоты и байки. Портило рассказ лишь то, что мужчина без конца повторял вопросительное «понимаешь?».

— Брат у меня занудился дома. Понимаешь? Захотелось ему экзотики и больших денег. Понимаешь? Уехал. Почти год ни слуху ни духу. Понимаешь? Потом — письмо. А в нем — три строчки: «Работаю в шахте под Воркутой. Живу как в раю. Так мне, суке, и надо! Виктор». Понимаешь?..

Сыпанул приглушенный, видимо через прикрытый ладонью рот, женский смех. Тут же стрекотнула, как бы спохватившись, пишущая машинка. Орудия столь же внезапно смолкли, как и заговорили. «Лимит на снаряды кончился!» — с огорчением отметил Табаков.

А голос продолжал:

— Через год — второе письмо. Понимаешь? Пишет: «Сплавляю лес в Сибири. Медведь здесь стоит двадцать рублей. Но на кой хрен он мне нужен, если я могу добавить пять рублей и купить курицу?! Ждите домой. Виктор…» Понимаешь?

Следователь, хмурясь, чтобы вслед за женщиной не рассмеяться, затушил окурок в латунном обрезке артиллерийской гильзы, поднялся и плотно закрыл отворившуюся дверь. Опять сел.

— Как складывались ваши служебные и личные отношения с товарищем Калинкиным?

Такого вопроса, конечно, следовало ожидать. Пользуясь случаем, взять и свалить все на неуживчивый, самолюбивый характер Калинкина. Так? Вспомнить его письмо в штаб округа, вспомнить откровенные рассуждения об «омоложении» командных кадров Красной Армии (ее, родную, и так «омолодили», чего уж там!), вспомнить нередкие стычки политического характера. Так? Ведь чаще всего Калинкин оказывался не прав. Как не прав и сейчас, обвиняя Табакова почти что в предумышленном убийстве жителей села Ольшаны.

А может быть, прав?! История человечества зафиксировала 15 тысяч войн. Нынешняя, похоже, самая страшная, самая жестокая. Врагу отданы наилучшие земли, прекраснейшие города. Понесены колоссальные жертвы! А с него, Табакова, пристрастно спрашивают за исход боя у небольшого сельца, за гибель его жителей. Логично ли? Видимо, да. Ведь если не вникать в такие нравственные детали и не пресекать бессердечие, то в армии начнется моральная деградация, подобная той, которой поражены войска Гитлера.

Но не было же, не было предумышленного обстрела, а тем более — расстрела жителей! Калинкин сгустил краски!

«Черт знает что!» — выругался Табаков мысленно, и ему подумалось, что он похож сейчас на мечущийся танк Воскобойникова, застигнутый пикирующим «юнкерсом» на открытой поляне. На прошлой неделе батальон Табакова отошел с прежних позиций и замаскировался в лесу, а танк Воскобойникова отстал из-за небольшой неисправности. Едва он тронулся, чтобы присоединиться к своим, как за ним начал охотиться одиночный «юнкерс». Танк, казалось, растерялся, заметался по поляне, а пикирующий бомбардировщик, мимо всадив серию бомб, начал новый заход. Танк вдруг затормозил, откинулся верхний люк — успеют ли выпрыгнуть танкисты? Но вместо танкистов — пулемет в упор, на конце ствола — белое дрожащее пламя, будто электросварка кипела. Даже они, наблюдавшие за поединком из-под деревьев, увидели, как вдруг звездисто растрескался от пуль плексиглас кабины, как дернулась голова пилота… В следующее мгновение самолет врезался в гущу сосняка и взорвался. А из танкового люка до пояса высунулся Воскобойников, снял шлемофон и вытер им потное бледное лицо. Верхнюю губу, похожую на растянутую букву «М», ломала жалкая улыбка. «Все-таки я его укокошил, товарищ подполковник!» — сказал Воскобойников буднично…