Высокочтимые попрошайки - [6]

Шрифт
Интервал

— Благодарствую.

Абисогом-ага вошёл в комнату в сопровождении хозяйки дома, державшей в вытянутой руке гаснущую лампу.

— Как живёте-можете, Абисогом-ага? Как ваши домашние?

— Ну и слава богу. А как детки ваши, Абисогом-ага? Небось уж в школу ходят?

— Детей не имею.

— Что супруга ваша поделывает?

— Супруги у меня нет.

— Вы неженатый, Абисогом-ага?

— Да.

— Вот и прекрасно, подыщем здесь для вас хорошенькую барышню, и сделаетесь вы, Абисогом-ага, константинопольцем.

— Я тоже подумываю… но сперва пообедал бы я, с утра ни крошки во рту не было.

— Прекрасно, прекрасно, Абисогом-ага, сейчас принесу вам поесть.

Хозяйка вышла из комнаты гостя и, открыв входную дверь, стала у порога, в надежде, что Манук-ага, который, как известно читателю, отправился искать кормилицу, вот-вот вернётся.

Оставшись один, Абисогом-ага взял в руки лежавшую на подушке толстую книгу «Щит духовный» и принялся её перелистывать, но поскольку наголодавшийся человек не в состоянии читать книгу, как не в состоянии и писать книгу, то он положил «Щит духовный» на место и начал, вздыхая и охая, ходить из угла в угол.

— Умоляю вас, Абисогом-ага, чувствуйте себя как дома, — сказала хозяйка, входя к гостю, — и ни о чём не беспокойтесь.

— Я и не беспокоюсь, только вот голоден я, пообедать хотел бы.

— Обед варится, сейчас пойду принесу, — сказала хозяйка и снова пошла и встала у порога.

— Что за женщина! — произнёс Абисогом-ага, как только та закрыла за собой дверь. — Морит меня голодом и сама же просит, мол, ни о чём не беспокойся. Но какое же спокойствие может быть у голодного человека?

— Считайте, что я будто сестра ваша или дочь ваша, — сказала шестидесятилетняя супруга Манука-аги, снова входя к гостю. — Не стесняйтесь, если хочется чего, скажите — я принесу.

— Благодарствую…

— Я делаю всё, чтобы мои гости не чувствовали в этом доме никакого стеснения.

— Понимаю, но, кроме обеда, сейчас мне ничего не нужно.

— Обед вот-вот доварится, не беспокойтесь, умоляю…

Хозяйка продолжала бы эти переговоры, но в это время входная дверь скрипнула, и она поспешно вышла, чтоб взять у супруга принесённые им покупки и наконец… сварить обед.

— Мир дому сему! — громко сказал кто-то, входя в дверь. Как и следовало ожидать, вошедший был священник: в подобных случаях выражение «мир дому сему» обычно употребляют только лица духовного звания.

— Милости просим, святой отец, — ответила хозяйка.

— Как живёте, хозяюшка, хорошо, надеюсь?

— Слава богу, святой отец.

— Манук-ага недавно встретился мне на улице, сказал, что у вас гость, я и пришёл засвидетельствовать своё искреннее почтение.

— Рада видеть вас, пожалуйте в дом, — сказала хозяйка, показывая рукой на келью, где Абисогом-ага продолжал переживать своё вынужденное голодание.

Священник вошёл.

Абисогом-ага встал.

— Добрый день, Абисогом-ага.

— Добро пожаловать, святой отец.

— Аз грешный, узнав о приезде вашего степенства, спешно явился осведомиться о вашем драгоценном здоровье. Каково поживаете, Абисогом-ага?

— Хорошо.

— Пусть вам всегда будет хорошо. Да сподобит господь усопших ваших царствия небесного, а здравствующих долголетней жизни.

— Благодарствую. А как ты, святой отец? Всё ли у тебя благополучно?

— Справляйтесь не о нашем благополучии… Спрашивайте, благоприятствует ли время?.. Да бережёт господь бог паству нашу, — когда народ живёт в довольстве, тогда и пастыри его сияют радостью.

— Правда, святой отец, — ответил Абисогом-ага, не спуская глаз с двери, другими словами, всё ещё лелея надежду отобедать.

— Время ныне плохое, душа-человек, и народу приходится трудно, и по этой причине усердие его день ото дня уменьшается.

— Правда, святой отец.

— Но что поделаешь… Можем ли мы исправить это положение? Нет, мы не в силах, и нам остаётся одно — терпеть… И священное писание нам говорит: блаженны кроткие, ибо они обретут покой.

— Воистину.

— И если устанем терпеть, то возропщем… И пророк говорит: возропщете — согрешите.

— Да, да, — подтвердил Абисогом-ага, который не улавливал слов священника и которому присутствие его было в тягость, поскольку, как мы знаем, кроме обыкновенной пищи, пока ничего не хотел.

— Ибо не хлебом единым жив человек, но и словом божьим, — произнёс нараспев священник и, вынув из-за пазухи табакерку, взял двумя пальцами щепотку нюхательного табака, втянул в ноздри, потом поднёс табакерку Абисогому-аге и сказал:

— Угощайтесь, любезнейший.

Абисогом-ага с благодарностью принял табакерку и сделал маленькую понюшку.

— Вы мало взяли, понюхайте, пожалуйста, ещё разочек, нюхательный табак вещь невредная.

Абисогом-ага нюхнул ещё раз — чтобы разговор не затянулся.

— Отчего же вы не понюхаете как следует, Абисогом-ага? — повторился гость.

— Благодарствую, святой отец, нет у меня этой привычки.

— Прошу вас, уважьте просьбу, понюхайте ещё.

«Вот прилип!» — подумал Абисогом-ага и ещё немного понюхал.

— Пророк Давид говорит: жизнь человеческая аки трава…

— Он про табак говорит?

— Нет, он про нас говорит, и мы должны стараться в быстротечной нашей жизни делать людям добро, печься о бедных и иногда молиться за души усопших.

— Ты прав.

— И быть готовыми при первом же зове покинуть сию юдоль.


Рекомендуем почитать
Не плачь, Джульетта!

Пьеса рассказывает о жизненном пути знаменитого итальянского режиссера Федерико Феллини и его бессменной жены — Джульетты Мазины. Действие пьесы (построенное в виде общения и перекрестных воспоминаний героев с фрагментами фильмов) укладывается в небольшой отрезок времени — осень 1993 года — последнего года их жизни, когда Феллини и Мазина одновременно лежали в больницах разных городов — Римини и Рима. Романтический ужин сбежавших из больниц супругов ставит точку в их длинной, полной побед и обид истории.


Девичник  над вечным покоем

Три вдовушки собираются раз в месяц, чтобы попить чайку и посплетничать, после чего отправляются подстригать плющ на мужних могилах.Едва зритель попривыкнет к ситуации, в ход пускается тяжелая артиллерия — выясняется, что вдовы не прочь повеселиться и даже завести роман. Так, предприимчивая Люсиль хочет устроить личную жизнь прямо на кладбище, для чего знакомится с седовласым вдовцом, пришедшим навестить соседнюю могилу.Через три часа все кончится, как надо: подруги поссорятся и помирятся, сходят на свадьбу некой Сельмы, муж которой носит фамилию Бонфиглисрано.


Под небом голубым

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Короткий век любви

Семьи Фришмен и Манчини живут в двух смежных, с общим крыльцом, абсолютно однотипных домах, отличающихся только внутренним убранством. Дружат родители, дружат дети — Франко и Алисон. Семьи ходят друг к другу в гости, часто вместе празднуют праздники, непременным участником которых является бабушка Алисон и мать Мэрилин Фришмэн — Кэрол, глава крупного благотворительного фонда.Действие начинается с празднования Дня Благодарения и заканчивается ровно через год — тоже в День Благодарения. Но сколько событий произошло за этот год…Ошеломлённые дети узнают о том, что родители решили в корне изменить свою жизнь: отныне отец Алисон, Марк, будет жить с мамой Фрэнка, а мать Алисон, Мэрилин, создаст семью с отцом Фрэнка — Дино.И тогда дети решают отомстить.


Коза, или Кто такая Сильвия?

Забавная история немолодого интеллектуала, который выбрал несколько странный объект для супружеской измены. Пьеса сатирична, однако ее отличает не столько символизм черного юмора, сколько правдоподобие.


Принц Фридрих Гомбургский

Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.