Высокий, тёмный и голодный - [86]

Она подняла и выпрямила ноги, чтобы осмотреть их. Туфли были довольно милые, но чертовски неудобные. Терри подумала, будет ли прилично, если она их снимет и пробегает оставшийся вечер в чулках. И предположила, что может так поступить — юбка была достаточно длинной, чтобы спрятать ее босые ноги, но чулки, несомненно, придут в негодность к концу вечера.

"Чулки или ноги? Чем стоит пожертвовать?" — думала она, уставившись на приподнятые туфли.

— Бастьен уже рассказал Терри?

Терри застыла в своей кабинке. Ее ноги по-прежнему находились на весу.

— Шшш, Лиссианна. — Терри узнала голос Кейт. — Здесь может кто-то быть.

— В первую очередь я проверила. Кабинки пустые, — успокаивающе сказала сестра Бастьена.

Терри взглянула сначала на свои поднятые ноги, а затем на пол, где они должны были находиться. Такое ее положение предполагало, что Лиссианна видела только то, что кабинка пустая. Терри пришла в замешательство. Но что делать? Опустить ноги, кашлянуть, чтобы женщины узнали, что находятся здесь не одни? Или держать язык за зубами, не смущая ни себя, ни остальных? И так она узнает, о чем они говорят.

— О! — вздохнула Кейт. — Нет, Бастьен ей еще не сказал, чего бы мне очень хотелось. Он не сможет долго держать это в секрете. Она сама все узнает.

"Узнает что?" — задалась вопросом Терри. Пот струился по ее шее.

— Она ведь скоро уезжает? — спросила Лиссианна.

— А ты думаешь, он не последует за ней? Или что она не вернется?

— Ты считаешь, это серьезно? — поинтересовалась сестра Бастьена.

— Да. И ты тоже так думаешь, иначе не спрашивала бы о том, рассказал он ей или нет, — с легкой усмешкой сказала Кейт. — Вряд ли будешь говорить об этом каждой девчонке, с которой встречаешься.

"Что говорить?" — повторила Терри в своей голове. Черт! Как бы она хотела, чтобы они говорили более конкретно. От того, что она держала ноги в неудобном положении, ее мышцы уже начали гореть. Она не знала, сколько еще сможет продержаться.

— Да, это серьезно, — со вздохом продолжала Кейт. — Я знаю Терри. Она всем сердцем любит его. Я так же сильно влюблена в Люцерна, поэтому узнаю признаки, — насмешливо добавила она. — То, что они чувствуют друг к другу, не позволит им оставаться порознь дольше, чем того требуют обстоятельства: даже если она поедет домой, он сразу же последует за ней в Англию. В любом случае, Бастьен должен сказать ей. Будет не очень хорошо, если она сама все обнаружит.

— Да, — согласилась Лиссианна. — Лучше пусть он расскажет, нежели она узнает случайно.

"Узнает что?". Терри хотелось закричать от разочарования. Не говоря уже о боли: сейчас ее ноги полностью ее добили.

— Не знаю, почему он тянет, — беспокоилась Кейт.

Лиссианна усмехнулась:

— На это довольно легко ответить. Потому что он любит ее так же сильно, как и она его. Я никогда не видела его таким. Бастьен постоянно улыбается, насвистывает, и… Меня не было рядом, когда в его жизни была Жозефина, но Люцерн говорит, что Бастьен не был таким же счастливым, когда думал, что любит ее.

Терри почти вздохнула с облегчением, когда услышала эту новость. Его семья думала, что Бастьен любит ее, и то, что она сделала его счастливее, чем Жозефина, кем бы та ни была. Тут же ноги были позабыты: эту боль можно и еще потерпеть.

— Тогда почему он рискует, держа все в секрете? — спросила Кейт. Она говорила разочарованно.

— Как я сказала, потому что любит ее, — повторила Лиссианна. — Разве ты не слышала о Жозефине?

— Конечно, слышала. Но Терри другая. Она сможет понять. Особенно после того, через что бедняжка прошла вместе с Яном. Она…

Независимо от того, что последовало дальше, Терри больше ничего не могла услышать. Когда открылась дверь, в комнату резко ворвалась музыка, а затем снова наступила тишина. Лиссианна и Кейт ушли.

Глава 18

В мыслях Терри царило смятение. "Терри другая. Она сможет понять. Особенно после того, через что бедняжка прошла вместе с Яном". Слова Кейт возродили в памяти множество воспоминаний: рыдания в подушку по ночам, когда Терри слышала стоны боли Яна, боли, которую не заглушало никакое количество морфина; витающий в доме сладковатый запах смерти, который, казалось, проникал везде, включая саму Терри, даже спустя несколько месяцев после смерти мужа; и время, когда Ян ослабел настолько, что не мог делать самые простые вещи: ему нужно было помогать справлять нужду.

Это было мучительно для Терри. Но она знала, что мужу в тысячи раз хуже, знала то, что ей придется нести и его бремя. Она понимала, что Ян хотел, чтобы все просто закончилось.

Он много раз умолял ее помочь положить конец этим страданиям тогда, когда стал слишком слаб, чтобы сделать этот шаг самому. Терри это возмущало. Если Ян хотел, чтобы все закончилось, то почему ждал до последнего момента, когда уже сам не мог ничего сделать? Почему ждал, пока все свалилось на ее плечи, и она должна была чувствовать себя виноватой, что не могла сделать это за него? Терри была погребена под чувством вины. На нее давило сознание и того, что именно она была здорова, а муж мучался, и то, что ей не удалось вылечить его и, в конечном счете, положить конец страданиям Яна, когда он попросил.