Высокий счет - [16]

— Ребенок будет не скоро. А дом можно утеплить. Кроме того, я прописан в общежитии, Тоня — тоже, в крайнем случае разъедемся, и она опять будет ходить ко мне в гости. А когда заслужим, получим квартиру. Почему вы не спрашиваете меня о Марике?

Он задал свой вопрос так, словно развивал ту же мысль.

— Ждал, когда вы сами о ней заговорите.

— Стесняетесь? Все это чистая условность!

— Леня, где она?

— Вы скоро ее увидите. Обязательно. Сейчас их перевели с КВЦ на главный корпус окрашивать фермы. Если ходить, задрав голову…

И как бы заканчивая разговор, холодно добавил:

— А с фундаментами я разберусь сам.

Бетон крошился плохо, отбойный молоток то и дело натыкался на стержни арматуры, к концу рабочего дня Леонид опять совершенно вымотался душой и телом. Нужно было что-то предпринимать. Но что? Все так подозрительно спокойны, будто сговорились, будто фундаменты только ему одному и дороги. Пойти в партком, к Кашунину? Но Суворов — его заместитель и ничего не сделал. К Семизорову, начальнику КХС? Но он получил наряд-заказ дирекции, значит, обо всем знает. К Строеву?..

Вот у кого Леонид потребует прямого ответа! Сегодня же, потому что промедление преступно. Все равно Тоня в больнице, на пляже в нем никто не нуждается. Негри, приблудыш, умеет как-то обходиться без хозяев. Да если бы и не умела — нашел о чем думать!.. К Строеву, сразу, сейчас! Только бы застать!

Застал.

Секретарши уже, как видно, ушли, даже свет в секретарской был выключен. Но в большом кабинете Строева еще слышались голоса, и Леонид решил обождать: конечно, разговор должен состояться с глазу на глаз. При посторонних Строев начнет увиливать, оправдываться… А если совесть у него не совсем потеряна, наедине с Леней он будет вести себя проще и откровенней. «Да, — скажет, — недосмотрели. Моя вина». И может быть, Леня посоветует ему подать заявление об уходе. Ну, допустим, по собственному желанию. Для такого крупного инженера уйти со стройки автозавода даже по собственному желанию — уже достаточное наказание. А другим будет неповадно.

Когда пропахшие табачным дымом «посторонние», наконец, вышли из кабинета, Бойцов решительно ворвался туда.

Строев успел снять с вешалки пальто и уже засунул в рукав правую руку. Левая в рукав не попадала, глаза у Строева были полузакрыты, и, если бы Леонид был не так зол, наверно, пожалел бы этого безмерно усталого человека. Но сейчас Леня только радовался, что застал противника врасплох, торжествовал первую, хотя и небольшую победу: ах так, Виктор Петрович, домой собрались? Попробуйте-ка теперь, скажите, что вы заняты! Не выйдет!

— Товарищ Строев, мне сказали, что распоряжение ломать фундаменты подписали вы.

— Да, я.

— Вот и хорошо, что не отпираетесь. А вы знаете, сколько труда мы в них вложили? Сколько там арматуры, бетона? Сколько денег?

— Да, знаю. — Строев назвал цифру, и сама она, значительно превысившая самые страшные подозрения Бойцова, и спокойствие, с которым Строев назвал ее, поразили Леонида.

— Вас кто-нибудь уполномочил меня допрашивать? Вы из штаба, из пресс-центра, или какой-нибудь пост?

— Совесть меня уполномочила, товарищ Строев. Я рабочий.

— Садитесь, — пригласил Строев, возвращаясь к своему креслу. Ему был приятен этот горячий паренек. Давным-давно, в годы первой пятилетки, Виктор Строев был таким же горячим рабочим парнем и сам подозревал во всех смертных грехах «спецов» в форменных фуражках. Правда, спецы тогда были другие. Но ведь и рабочие — тоже!

— Я могу и постоять, — сказал Леня, вдруг оробев перед инженером, распоряжающимся миллионами рублей с такой легкостью, как Ленька — гривенниками.

— Садитесь. Вы курите?

— Нет, — поморщился Леонид, отмахиваясь от протянутого портсигара. «Задабривает, — мелькнуло у него в голове. — Дипломатию будет разводить». От этой мысли он снова почувствовал себя уверенно и, наконец, уселся в предложенное кресло, причем как следует, а не как-нибудь там, на краешек.

Зазвонил телефон, Строев приложил трубку к уху, сказал: «Да?», потом довольно долго слушал, плаксивый женский голос доносился и до Леонида, только слов разобрать не удавалось.

— Хорошо, — сказал Строев в трубку, — значит, пускай опять ложится спать с нерешенной задачей. Я не могу, у меня еще люди, я вынужден задержаться.

Пальто мешало ему, воротничок душил. Строев положил трубку на место и покрутил шеей, словно стараясь вырваться и из пальто, и из воротничка. Но сказал деловито и ровно, почти докладывая:

— На прошлой неделе одна из фирм, изготовляющих оборудование, предложила нам свою новую автоматическую линию. Такая линия заменяет две, подобные тем, что мы собирались ставить. Это обходится почти вдвое дешевле и будет гораздо удобнее в эксплуатации. Могли мы отказаться?

— Зачем же отказываться?

— Для новой линии нужны другие фундаменты.

— Но ведь у нас все было сделано по проекту!

— Когда составлялся проект и даже месяц назад, когда вы укладывали бетон, новая линия еще не была изобретена.

— И вы решились?.. Решили ломать?

— А как поступили бы вы? Поставили бы устаревшее, морально изношенное — есть такой термин — оборудование? Проще же — никаких нареканий, никаких ломок… А потом? Потом начинать реконструкцию, едва пустив завод?