Высокий порог - [11]
Федор Сергеевич перешел дорогу и направился к ее дому. Незамеченным пройти не удалось. Сосед Нины Постновой, строивший гараж для машины дочери, бросил дела и поздоровавшись, спросил:
— Сюда? Ни пуха тебе. Зайду поздравить.
— Валяй, — ответил дед Казанок.
Сосед-кузнец жил через стенку под одной крышей с Нинкой в совхозном доме. Из окна деда осматривала жестоким взглядом жена кузнеца.
«Увидала, районный судья, — отметил Федор Сергеевич. — Смертельный приговор вынесет. Надо было от клуба зайти».
Из коридорчика, словно салют жениху, сверкнув оконьками и сыпанув на ветру искрами, вылетели окурки. Дед постоял у ступенек, переждал, когда затих топот ног по полу и захлопнулась дверь с высоким порогом, поднялся на ступеньку. Из-за притолоки ему в верхнюю губу угодил мокрый окурок. Кто-то докуривал.
Дед Казанок оглянулся. От двухэтажных домов катилась подруга Нинки, старуха Макака. Он вошел в коридор и медленно растворил дверь, примеряясь к высокому порогу, на котором уже спотыкался. От входа и до двери в другую комнату с накрытыми столами в две шеренги стояли гости. Они оглушили жениха криком «ура!»
Представляться было некому. Дед знал всех, с каждым пришлось поработать в совхозе, встречался на похоронах, в магазинах, в конторе. Как бы ни расстроилась усадьба, а одно село, тропинки с дорогами перекрещиваются. Дед Казанок пожал каждому руку и вошел в главную комнату.
Невеста, надо отдать должное, не ударила в грязь лицом. Он вошел в праздничный дом, где не узнать было ни стен, ни обстановки. Раньше ему приходилось изредка заглядывать в дальние от кухни-прихожей комнаты, где всегда валялось тряпье, скомканные грязные постели, едва напоминавшие человеческое ложе. Теперь в просторной комнате стоял лишь диван, покрытый дорогим ковром, да богато сервированный стол, два ковра закрывали стены. В углу, слева от двери, стояла елка. Елку к свадьбе наряжали и раньше. Елка знаменовала счастливый брак. Но лучшим украшением свадебной комнаты были дети. Они выглядели такими чистыми и нарядными, что дед готов был запустить руку в карман, вытянуть две полсотенных и преподнести им в подарок, что и замышлял сделать.
Невесты не было. Казалось, завернется на сторону ковер, раздвинется стена, и она появится из янтарной ниши, словно сойдет с иконы. Все поникнет перед ее молодостью, красотой — и начнется отсчет новой неповторимой его жизни.
В некоторой растерянности, замешательстве жених осматривал комнату, утеряв порядок действий, не соображая, что говорить и кому. Его вдруг бесцеремонно подтолкнули вперед, попросив деловым тоном:
— Посторониться! Проход нужен.
От распорядителя густо пахнуло одеколоном, словно его окунали головой в тазик с пахучей жидкостью. Голос был знаком, фигура тоже кого-то напоминала.
«Это ж ее кум, — определил дед, вспомнив шустрого коротыша, давно переселившегося в город. — Сколько же проходимцев она собрала?» Этот ее кум — плут из плутов. Тут же сосед деда беседовал с трактористом Прохой, переселившимся с литовской земли. Проха давно разошелся с женой и жил в одиночестве — с баяном. Дед Казанок впервые встретил его в чистом, хотя не с иголочки костюме. Казалось, он не вылезал из кабины трактора, но в передовиках никогда не числился. Был тут и кладоискатель, крупноликий мужик, присвоивший золотой клад, найденный в Нарве, за что отбыл восемь лет на строгом режиме, потом отсидевший еще три года за украденный с совхозного склада шифер. Дразнили его Пильщиком.
Мраком затянуло мысли деда Казанка, но перестраивать свадьбу было поздно. Кум невесты объявил ее выход, заиграл на аккордеоне какой-то марш. Проха подыграл на баяне. Жених в растерянности схватил с головы кепку и вытянул руки по швам, как в воинском строю…
Дед Казанок пережил неповторимые минуты. Нинка появилась в кухне-прихожей из боковой комнатушки, где ее обряжали подруги, ослепила белизной наряда, блестками на платье и вуали, приблизилась к нему, что-то сказала и принялась снимать с него плащ.
— Кум хренов, ты какого ж черта за моим женихом не присмотрел? Невеста, что ль, должна к венцу его готовить?
— Я не знал, кто тут жених, — ответил кум, рассмешив гостей.
— Грика, отнеси в комнату плащ, — приказала невеста сыну. — О, черт! и забыла, что говорить надо.
— Здравствуй, свет мой ясный, — подсказал кум.
— Поняла, — ответила невеста. — Здравствуй, светик мой ясный! Здравствуй, мой суженый-ряженый. — Невеста протянула к жениху руки. — Возьми меня к себе и делай со мной, что хочешь…
— Отставить! — перебил кум, рыкнув аккордеоном. — Он не маленький, учить его, что делать… Возьми меня в чертоги твои белокаменные…
— Возьми меня… к чертям собачьим вас всех. Садитесь, давайте гулять. Жрать охота, — заявила невеста, отступив от ритуала.
Гости зааплодировали. Федор Сергеевич был словно в легкой контузии. На таких свадьбах ему не приходилось бывать свидетелем. Стало быть, такие они, нынешние свадьбы пошли: не свадьба — представление артистов. Иначе не назвать.
Дед Казанок чувствовал исходившее от невесты тепло, но смотреть на нее во все глаза стыдился. Не надеялся он на такое счастье. За какие добродетели ему такой дар послан на закате жизни? Пусть не все в полном законе, но узаконивать потом, главное — данное слово друг другу.
Писатель в своей новой повести рассказывает о делах сельских ребят в период коллективизации, когда в их жизни, как и в жизни всей страны, происходят большие перемены.
Повесть о деревенском мальчике, который за свои девять лет «перепробовал» много профессий. Сажал он деревья, был ветеринаром, портным, артистом и даже… конструктором-изобретателем.Выбора мальчишка ещё не сделал, но главное понял: смысл в том, чтобы не тратить время на пустяки…
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Каждый, кто любит собак, будет удивлён и очарован необычной философией собачника, который рассмотрел в верном звере не только друга и защитника, но и спасителя! Не спешите отрицать столь необычный ракурс, вникните в повествование, и возможно в своём четвероногом товарище вы увидите черты, ранее незамеченные, но чрезвычайно значимые для понимания поведения собаки.
«Живая тайга» — сборник сказок, написанных по мотивам сказаний аборигенных народов. Бесхитростные, иногда наивные повествования увлекают читателя в глубины первозданной тайги и первобытных отношений с её обитателями. Действия героев, среди которых не только люди, но и природные объекты, основаны на невозможном в современном мире равноправии всего живого и удивляют трогательной справедливостью. Однако за внешней простотой скрываются глубокие смыслы древней мудрости.
Есть люди, которые не верят на слово, им обязательно нужно потрогать загадку руками. Краевед Юрий Крошин из таких, и неудивительно, что он попадает в критические ситуации, когда пытается выведать то, о чём знать нельзя. Для народа, исповедующего Законы Тайги, «табу» означает не просто запрет что-либо делать. Нарушивший табу, нарушает священное равновесие между противоборствующими силами нашего мира. За такой грех полагается неминуемое наказание, и оно настигает преступника здесь и сейчас.
Мы до сих пор не знаем и малой доли того, какими помыслами жили наши первобытные предки. Герою этой книги удалось не только заглянуть в своё прошлое, но и принять в нём участие. Это кардинально повлияло на его судьбу и изменило мировоззрение, привело к поискам личных смыслов и способов решения экологических проблем. Книга наполнена глубокими философско-психологическими рассуждениями, которые, однако, не перегружают чтение захватывающего авантюрно-приключенческого повествования.
