Высокая ставка - [146]
Уже десять минут из-под пальцев Сэла непрерывным потоком лилась печаль. Одни — преисполнились восторга, другие — негодования. Две молодые пары немедленно потребовали счет — они платят двести долларов за вечер, а им, да простит их Бог, портят настроение. Зато те, что постарше, были просто потрясены. Они прекрасно понимали: хорошие или плохие, воспоминания есть воспоминания, и это главное. Они придают жизни некую пикантность, как соль, перец или «табаско». И люди с наслаждением слушали, как упивается Сэл своей тоской и горем. Словно извращенцы, которые с непроницаемым видом наблюдают за свершающимся у них на глазах половым актом. Наконец Сэл опустил голову, закрыл глаза и взял несколько заключительных аккордов. Раздались аплодисменты, спокойные, сдержанные, как и полагалось в подобной ситуации. Ведь к психоаналитикам обычно не питают дружеского расположения. Когда стихли последние звуки, Сэл почувствовал облегчение, словно тяготившая его тоска отхлынула от сердца, как волна от берега во время отлива.
— Это было восхитительно, — вдруг услышал он над самым ухом мужской голос. — Я обожаю этот нью-орлеанский стиль.
Сэл наконец открыл глаза, без малейшего, однако, желания увидеть говорящего.
Перед ним стоял человек лет пятидесяти, с крючковатым носом, упитанный, седовласый, довольно высокого роста, любитель слабого пола, сидевший в одиночестве за столиком у стены. На выгоревшей голубой майке, надетой поверх «бермудов», была надпись ПУЛА[28]. Ежегодный пикник, 4 июля 1983 года". Сразу бросалось в глаза, что американец изрядно набрался.
— Заказать вам что-нибудь выпить? — спросил он.
Сэл внимательно на него смотрел, а про себя думал:
«Еще один свалился на мою голову. Выпьет со мной, а потом непременно прикончит, наверняка его подослали».
— Почему бы и нет, — ответил Сэл. Его пальцы, словно вырвавшись из заточения, снова скользнули по клавишам, он стал наигрывать мелодии в стиле «дельта».
Американец поднял вверх палец, желая привлечь внимание официантки. Таких выпивох остальные выпивохи узнают безошибочно. Недаром Сэл сразу его приметил.
— Меня зовут Джек Голд, — представился американец, протягивая Сэлу здоровенную лапищу. Сэл пожал ее левой рукой, продолжая правой играть. — Я всегда был поклонником джаза, — продолжал Голд, достав из кармана сигарету, — когда жил в Лос-Анджелесе. Мне импонирует ваша манера исполнения. И вообще, я больше всех инструментов люблю пианино. — Он взял с ближайшего столика толстую свечу, поднес к кончику сигареты, зажатой в зубах, и стал ее раскуривать. Затем заглянул Сэлу в глаза, заметив: — Но только не тогда, когда играет Гектор.
Сэл невольно хихикнул:
— Самый счастливый из всех, кого я когда-либо встречал.
— Вы слышали что-нибудь подобное? — спросил Голд. — Сплошная какофония.
— Играет он действительно плохо, — согласился Сэл.
— Мягко сказано. — Он пыхнул сигаретой. Лицо его от постоянного виски покрылось тонкой сеткой сосудов.
— Зато вы прекрасный музыкант. Что за мелодию вы сейчас наигрывали?
— Да так, просто импровизировал.
— Ах, вот оно что! А то я думал: почему она мне незнакома? Ведь я хорошо помню старые джазовые мелодии.
Подошла официантка.
— Вам текилу? — спросил американец и обратился к официантке: — Двойную порцию текилы, а мне повторить.
Сэл снова заиграл, что-то очень грустное.
— Послушайте, — лукаво улыбнулся Голд, — я знаю, вы, джазисты, не любите играть по заказу, но есть мелодия, которая мне очень дорога. Интересно, вы знаете ее?
Спрятавшись в свой кокон, Сэл мечтал полностью отдаться привычной тоске, чтобы ему никто не мешал. Но к Голду почувствовал что-то вроде симпатии, пусть только как к собутыльнику.
— Какую же мелодию вы имеете в виду? — В мрачном голосе Сэла зазвучали теплые нотки. — А, наверняка «Повяжи желтую ленту»?
Голд укоризненно покачал головой:
— Ну и ну, за кого вы меня принимаете?
— Извините, — улыбнулся Сэл. — Так о какой мелодии вы говорили?
