Вышли в жизнь романтики - [4]
— Я с мнением родителей считаюсь.
— Всегда? — прищурился моряк. — Простите, а когда мужа будете выбирать, тоже побежите спрашивать?
Тут вмешалась женщина:
— Нехорошо, молодой человек, смущать девушку.
Юля встала, женщина удержала ее.
— Посидите еще… Вот вы скажите нам, — снова обратилась она к моряку. — Вы все критикуете домашние методы воспитания, а кто воспитал вас? Вы в школе учились?
— Озорником был отчаянным.
— Это чувствуется. Но все-таки?..
Он рассказал, что рос без отца, из шестого класса был исключен за неуспеваемость и нарушение дисциплины, пошел на завод, научился слесарному делу, вступил в комсомол и тогда вновь стал учиться, записался в вечернюю школу. Сейчас комсорг военного корабля. Ему еще год осталось служить, но думает остаться на сверхсрочную.
Дробно прогрохотал мост.
Внизу, за переплетами ферм, проплыла река. Мелькнули плотина, водосброс, покрытый пенистой пеленой.
— Волховская, — громко сказал моряк. — Куйбышевская раз в сто будет мощнее этой.
Он явно хотел, чтобы Юля оценила его осведомленность. Но, называя мощность Куйбышевской ГЭС, напутал в киловаттах, и Юля поправила его.
— Откуда вы это знаете? — удивился моряк.
— Отец по турбинам работает.
— Интересно!.. А я решил, что папаня у вас… ну, архитектор или музыкант.
— Почему так?
— Не знаю. Так что-то в голову пришло. Вы зачем в Мурманск едете?
— У меня там дело… Командировка.
Она вернулась к себе в купе, взялась за книжку.
Поезд уже отбежал далеко от Ленинграда. Перегоны становились все длиннее.
Горизонт сузился. Теперь уже редко встречались заводские строения и высокие кирпичные трубы.
Поезд шел в зеленом тоннеле леса. Начиналась Карелия.
Книжка не читалась. Юля снова вышла в коридор.
Проводница разносила стаканы с дымящимся чаем, кто-то лениво говорил: «Чай не чай, а сахарку похрупаем».
В купе возле выхода в тамбур было тихо. Наверно, женщина, которая все беспокоилась о сыне, уже вышла на одной из промежуточных станций.
Покосившись краешком глаза, Юля увидела, что моряк спит, вытянувшись на полке и прикрыв лицо воротником форменки.
Постепенно вагон затихал.
Вдруг дверь с шумом отодвинулась. В коридоре появился какой-то парень в мятом кителе, с воспаленным, красным лицом. Его мотало от стенки к стенке. Он шел прямо на Юлю.
— Курносая… Я, конечно, извиняюсь…
— Что вам нужно?
— Курносая… губки, глазки — уф! — Он сделал чмокающий звук. — Вот! — Он выхватит из кармана смятые деньги и помахал перед Юлиными глазами.
Она бросилась к себе, но парень растопырил руки.
— Пустите!
— Эх, курносая!
Обтянутая фланелевкой широкая спина в этот момент загородила Юлю. Мгновенно появившийся из своего купе моряк так тряхнул наглеца, что тот кулем полетел на пол.
— Глаза порежу… мусор! — бормотал, поднимаясь с пола, сразу протрезвевший парень.
— Мотай отсюда, живо!
— За свои деньги… не имею права?
— Я те покажу право… — Моряк взял парня за воротник и подтолкнул к выходу. — Идите к себе, девушка.
Юля легла. С верхней полки сквозь окно смутно проглядывались все те же бесконечно бегущие леса, теперь уже окутанные лиловатой вечерней дымкой. Иногда леса расступались, давая место пустынному темному озеру. Лишь огонек путевой будки отражался в черном зеркале воды.
На противоположной полке, укрывшись шинелью, посапывал железнодорожник. Наверно, и моряк снова лег и дремлет, закрыв лицо воротником форменки. А женщина, с которой он спорил, теперь уже, вероятно, дома.
Назавтра Юля почти не выходила из купе, все лежала на полке, следила, как меняется пейзаж.
Леса давно кончились. Открылась полоса сизой, мглистой воды — залив Белого моря.
Проехали станцию со странным названием — Кандалакша. Сосед-железнодорожник объяснил: до этого места в царское время каторжники шли в кандалах, а здесь уже кандалы с них снимали — все равно не убегут. Вот от этого и название Кандалакша.
Теперь уже состав тащил электровоз, издававший короткие, резкие, низкие гудки. И с каждым новым гудком, с каждой новой встречной каменистой осыпью или прыгающим через камни потоком все дальше и дальше отодвигался от Юлии мир, где были мама, школа, книги, стихи.
Пассажиры торопливо покидали вагоны.
Юля тащилась с чемоданом по пристанционным путям, не зная, в какую сторону податься, где тут вокзал, справочное бюро. Сзади послышался знакомый басовитый голос:
— Вокзал на горе. Давайте чемодан!
Оглянулась — тот самый моряк. В шинели и бескозырке с золотыми буквами: «Северный флот». Выглядит еще молодцеватей, только лицо не такое веселое. Юля поблагодарила, но от предложенной услуги отказалась.
— А то, гляжу, никто вас не встречает.
— Никто и не должен был встречать!
— Оделись вы легко. Тут семь раз за день погода меняется…
Он постоял в нерешительности, приложил руку к бескозырке:
— Так счастливо оставаться… Надолго в командировку?
— Еще не знаю. Спасибо вам.
— За что? — усмехнулся моряк. — Может, и встретимся когда-нибудь. А то давайте до гостиницы донесу.
— Он совсем нетяжелый.
— Ну что ж… Вы хоть имя свое можете мне сказать?
— Меня зовут Юля.
— Пахомов Марат. Значит, не нуждаетесь?
— Ничего, не беспокойтесь. До свидания!
Потом она немного пожалела, что отказалась от этой помощи, но было уже поздно.
Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!.. Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
«Счастье — это быть с природой, видеть ее, говорить с ней», — писал Лев Толстой. Именно так понимал счастье талантливый писатель Василий Подгорнов.Где бы ни был он: на охоте или рыбалке, на пасеке или в саду, — чем бы ни занимался: агроном, сотрудник газеты, корреспондент радио и телевидения, — он не уставал изучать и любить родную русскую природу.Литературная биография Подгорнова коротка. Первые рассказы он написал в 1952 году. Первая книга его нашла своего читателя в 1964 году. Но автор не увидел ее. Он умер рано, в расцвете творческих сил.
В романе рассказывается о жизни большой рабочей семьи Путивцевых. Ее судьба неотделима от судьбы всего народа, строившего социализм в годы первых пятилеток и защитившего мир в схватке с фашизмом.