Вышли в жизнь романтики - [2]
В восьмом он стал писать стихи, одно посвятил Юле, в нем были такие строчки:
Листок со стихами Юля спрятала на груди. Прочитав их дома, в одиночестве, она стала разглядывать себя в зеркале. Ей хотелось понять, почему Игорь назвал ее глаза «вечерними». Глаза у нее были карие, с короткими золотистыми ресничками. Даже, пожалуй, глаза были с рыжеватым отливом, как и волосы. Вечерние? Не похоже, но красиво. Игорь умел увидеть красивое там, где никто не видел.
В девятом они уже учились вместе. Игоря избрали комсоргом. Теперь он писал не только лирические, но и публицистические, политические стихи, подражая немного Маяковскому. Одно его приуроченное к первомайскому празднику стихотворение напечатали в областной комсомольской газете. Вырезка (принес ее сам сияющий Игорь) гуляла по всему классу, переходила из рук в руки. Все гордились Игорем. И особенно Юля. Правда, после этого он стал порой заноситься. Были в классе девочки, которые критиковали его. Из-за Игоря Юля нередко спорила с подругами: «Он не задавака, он поэт».
В год окончания школы — тысяча девятьсот пятьдесят пятый — Игорь грезил морем. Море и стихи. Стихи и море. Только ради этого и стоит жить…
Игорь раздобыл черную морскую фуражку — «мичманку». Носил ее как-то особенно молодцевато, с заломом. Школа дала ему хорошую характеристику, когда он решил послать бумаги в военно-морское училище. Но подавать в военно-морское он передумал. Кто-то отсоветовал: слишком много там узкоспециальных, технических дисциплин.
Игорь метался.
Юля понимала друга: ох, как не просто выбрать дорогу, найти себя!
И вот в тот вечер, когда они возвращались с занятия литкружка, Игорь вдруг сказал Юле:
— До чего надоело в Ленинграде! Читала обращение? Едем на Север!
Уже несколько месяцев Юля работала в типографии. Ее учили наборному делу на линотипе.
— Решайся, Юль. Сопки увидим, оленей… помнишь у Джека Лондона Смок Беллью? «У меня всего только одна смена белья, и мне хочется отведать медвежатины». Ты будешь моей Лабискви!
Она заколебалась.
В типографии было интересно. Мягко стрекотали, позванивая, умные машины. И все же…
Снова испытала Юля волнение, какое пережила в январе пятьдесят четвертого года, когда в жизнь ворвалось новое, емкое слово «целина», когда по радио часто передавали задорную песенку:
Ехали сверстники, ехали туда, где очень нужны, где их очень ждали. Ничего им не было страшно.
Сейчас повторялось то же: Юля открывала газету и читала — едут. Включала радио — едут. Да она сама в типографии набирала письма сверстников в газету. Они откликались на призыв к молодежи. Готовы ехать на Север, на Восток — прокладывать железные дороги, возводить заводы, строить новые города! Что же, ей только и остается, что читать про других?
Прямо из типографии она рванулась в райком. Подала заявление. Через два дня ей вручили путевку.
…Смятенная и подавленная, вышла Юля на вокзальный подъезд. Глаза ее были печальны. Пряди рыжеватых курчавых волос растрепались.
Где-то позади раздались звуки духового оркестра. На платформе начинался митинг.
Через десять дней, когда вернулся из командировки отец, Юля собралась в дорогу.
Мать была еще слаба. Юля простилась с ней дома. На вокзал проводили ее отец и Славик.
— Может, мама свалилась… из-за тебя? — негромко сказал отец, когда они присели на скамье в зале ожидания. — Справку не забыла?
— Тут она! — Юля похлопала по нагрудному карману лыжной куртки. — Не знаю… Но в чем моя вина? Переубедить маму я не могла.
— Да-а-а… — протянул отец, поправляя очки.
— Софья Александровна, мать Игоря, сказала: «Это благородный почин. Человеческой совести нужны хорошие, благородные поступки».
— Нужны, нужны! — Отец застегнул пуговицу на кармашке Юлиной куртки. — Игорь уехал?
— С первым составом. На вагонах: «Вперед, на Север!», «Принимай, Север, посланцев комсомола!» На вокзале оркестр…
— А ты вот без музыки. Обидно?
— Только бы добраться.
— Если хочешь, я позвоню в Мурманск, у меня там знакомый, он тебя встретит, посодействует.
— Не надо.
— Не надо так не надо.
Гулкий вокзальный радиоголос объявил посадку. Юля вскочила, схватилась за ручку чемодана.
— Поставь, — сказал отец. — Успеем.
Они переждали, пока у дверей на перрон рассосалась пробка, потом вышли на платформу, разыскали вагон. Отец деловито осмотрел купе, взгромоздил чемодан на верхнюю полку, перебросился двумя-тремя словами с попутчиками.
— Напишешь, как приедешь?
— Обязательно, папочка.
— Мм… Может, все-таки позвонить?
— Папа, я ведь не маленькая.
— Ну хорошо, хорошо. Давай посидим на прощанье… Да, пора. Есть такая современная поговорка: «Уходя, уходите». Так мы пойдем, пожалуй.
Все втроем вышли из вагона на платформу. Славик уставился на электрические часы под куполом вокзала, где на большом диске циферблата то зажигались, то гасли светящиеся стрелки.
— Юль, пришли медвежонка в клетке… Не забудешь?
Что она могла ему ответить?.. Поцеловала братика, потом прижалась к плечу отца. Ступеньки вагона поплыли, она вскочила на нижнюю, крепко держась за поручень. Отец торопливо протирал стекла очков. Не успел, сунул очки в карман, неуклюже помахал платком. И вот уже не видно ни его, ни Славика.
Свободно и радостно живет советская молодежь. Её не пугает завтрашний день. Перед ней открыты все пути, обеспечено право на труд, право на отдых, право на образование. Радостно жить, учиться и трудиться на благо всех трудящихся, во имя великих идей коммунизма. И, несмотря на это, находятся советские юноши и девушки, облюбовавшие себе насквозь эгоистический, чужеродный, лишь понаслышке усвоенный образ жизни заокеанских молодчиков, любители блатной жизни, охотники укрываться в бездумную, варварски опустошенную жизнь, предпочитающие щеголять грубыми, разнузданными инстинктами!.. Не найти ничего такого, что пришлось бы им по душе.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
«Счастье — это быть с природой, видеть ее, говорить с ней», — писал Лев Толстой. Именно так понимал счастье талантливый писатель Василий Подгорнов.Где бы ни был он: на охоте или рыбалке, на пасеке или в саду, — чем бы ни занимался: агроном, сотрудник газеты, корреспондент радио и телевидения, — он не уставал изучать и любить родную русскую природу.Литературная биография Подгорнова коротка. Первые рассказы он написал в 1952 году. Первая книга его нашла своего читателя в 1964 году. Но автор не увидел ее. Он умер рано, в расцвете творческих сил.
В романе рассказывается о жизни большой рабочей семьи Путивцевых. Ее судьба неотделима от судьбы всего народа, строившего социализм в годы первых пятилеток и защитившего мир в схватке с фашизмом.