Вышка - [36]
И сказка будет продолжаться. А Олежка сунет находку в карман. Незаметно.
Кто-то налетел, смял со страшной силой.
— Лаурчик, брат, ты ли это?!
Передо мной стоял… Славка Шевелев. Но какой Славка! В новехонькой шинели, в квадратной шапочке, глаза заостренные на конце смеются.
— В отпуск, братан, в отпуск! — говорил он и все оглядывал меня. А я его. Года не прошло, а не узнать Славку! Что же потом будет?
— А ты что кисляк строишь? — Он говорил, говорил… — Не рад, что ли?..
— За что отпуск? — спросил я, когда мы сели в беседке и закурили.
— Переброс поймал. Пять пузырей. Водки! Хотели сами, да старик один — я со стариками вот так живу! — посоветовал: сдай комбату, отпуск получишь, все равно эспэпэшники ему настучат. Ну я тут же докладную, так и так, мол, предотвращено проникновение спиртных напитков… И точно: десять суток! Без дороги. — А ты как? — спросил он, переводя дух. — Не собираешься домой?
— Куда? У нас по полтора года оттащили, мало кто ездил: людей не хватает… Генерал одному объявил, можно сказать, и все равно…
— Не умеете вы жить, — сказал Славка и придвинулся поближе, хотя в беседке никого не было. — У нас один, знаешь, как сделал. Мешок с опилками — на запретку, и зэку кричит, бери, пока начкара нет, тебе, мол, передали… А переброс у него уже — на вышке. Ну, зэк и полез… Ток ка-ак шарахнул — и полчерепа снес!.. А ты говоришь…
— Нашего призыва?
— Да нет, он еще до нас был. Ребята рассказывали.
— А-а…
— Я, думаешь, десять суток и обратно? Вот! Тоже научили… Знакомая в больнице есть, справку возьму, военкомат подтвердит, телеграмму в часть: так и так, мол, по состоянию здоровья…
— О Воскобовиче слыхал? — почему-то спросил я. Просто пришло на ум.
— Слыхал. Овца вонючая! Теперь узнает там… — Славка бросил окурок, потянулся и засмеялся: — Даже не верится, что домой! Думаешь, я на паровозе поеду? Червонец накину и — фьють! Ту-154! Еще трое суток моих. Сейчас только проездные в штабе оформят, и вперед!
— Ну ты даешь! Молодец, — похвалил я.
— Слушай, — встрепенулся он, — что я это, в самом деле? Деньги нужны? На… — Он протянул сложенную по-зэковски много раз бумажку. Только по цвету было видно, что это двадцатипятирублевка.
А потом я проводил Славку за КПП. Стоял и смотрел, как он уходит: походка легкая, в одной руке — «дипломат», другою отмахивает резко. Домой…
Многоголосый ясный звон послышался над головой моей. Я запрокинул голову, окунул лицо в свежую пронзительную синь, придерживая рукой шапку.
Там на долгой-долгой синеве белесыми крестиками распластались журавли. Они двигались медленно, казалось, стояли на одном месте. А от них, от этих светлых крестиков, падал звон, опускался на эту землю…
Я опустил взгляд и увидел освободившуюся от снега землю. Кругом виднелись помятые консервные банки, коричневые от ржи; блестели бутылочные стекла, дыбилась опутанная черная проволока…
А снег тут недавно лежал — чистый-чистый! Пошел в казарму. Там, наверное, суматоха: завтра-послезавтра — приказ. Кому-то домой…
В казарме и вправду было оживленно. На полу лежали рыжие квадраты — от окон. Под нашим взводом сидели. Замятин… Кучеров… Искаков…
— Садись с нами, Лара, — позвал Кучеров. И ладонью по койке похлопал.
Я сел.
На полу между койками стояла трехлитровая банка, туго накрытая фольгой. Стенки ее были мутны от рвущегося наружу пара. «Купчика»[14] заварили…
Подбежал Палихин — на пальцах нанизаны кружки.
— Стой вон там, — сказал ему Искаков. — Если что — свистнешь.
Сняли фольгу — вырвался крутой пар и ароматный дух. На табурет высыпали конфеты, расставили кружки. Зашевелились, заговорили громче.
— Чай — молодец, — похвалил кто-то, подражая зэкам.
— Человек!
Засмеялись. Захрустели конфеты, губами зашлепали, отфыркиваясь.
Принесли гитару.
Замятин взял ее, загудевшую, с отшлифованным до блеска грифом. Пальцы его длинные забегали по стертым струнам — глуховатый звук разрастался…
Глядя куда-то между скученных голов, Замятин запел чуть надтреснутым голосом:
А когда последний звук утонул в черной дыре, некоторое время растекалась тишина. Потом кто-то затеребил Замятину плечо, что-то сказал, и тот кивнул.
Струны вновь ожили, и сразу же послышалось со всех сторон:
— О-о! Давай, давай, Игорек. Мочи!
Надрывный звук становился все быстрей и громче, а потом вдруг оборвался, и…
И все сразу закачались, подхватили, остановясь взглядами кто на чем:
Чувствую, как подхватывает меня и уносит куда-то, уносит; вижу, белый от зноя плац, застывшая фигура сержанта, и рот у него беззвучно дергается — и колонна падает, как картонная, только спины одни видны. Вспышка с тыла… Вспышки прыгают в глазах: плиты квадратные под ногами проплывают, и на стыках плит травинки тонкие… далеко-далеко квадратные плиты уходят, от вышки к вышке тянутся. От вышки к вышке… Вспышка, вспышка. Вспышка слева, вспышка справа, впереди и сзади… Тонкие травинки, стиснутые плитами, день за днем проплывают под ногами, и сапоги горячие, и глаза ломит от этих белых плит…
Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.
Герой романа, «странный рыцарь» Анри де Вентадорн, проходит на наших глазах путь от наемника, которому папа Иннокентий III поручает найти и похитить Священную книгу богомилов, — до Главного Хранителя этой Книги, во имя истины избирающего смерть на костре Инквизиции. «Книга была искрой, воспламеняющей костры, — и на кострах этих сгорали люди, несшие свет. Но они сами выбрали свой путь».Из необычного сочетания авантюрности и жертвенности рождается особая притягательность образа главного героя.
Грустные и смешные повести о людях, которые в России были евреями, а в Израиле стали считаться русскими.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
Кайлу повезло во всем: с родителями, с друзьями и даже с родным городом. Трава тут выше, чем везде, кузнечики - больше, краски - ярче, солнце - теплее, а тишина - звенит. Правда, рядом - всего-то ручей перейти - находится лес, а в лесу - Институт... Но это совсем другая история, из которой Кайлу с друзьями остались лишь обрывки детских страшилок. Книга собрана пользователем vlad433 ([email protected]) специально для flibusta.is, приятного чтения :)