Выродок - [25]

- Да, он же помочь хотел, - улыбнулась мужу Фрида, - он ведь в приюте жил, и не знает ещё, что сапоги надо ваксой мазать, да сынок? Оставь, я потом почищу.

- А что он ещё не знает? - буркнул Вильгельм.

Сапог покачивался в нескольких дюймах от носа Франца и мальчик кожей чувствовал, как хочется этому сильному мужчине, отхлестать его голенищем сапога по щекам. Но, покачав ещё немного сапогом в воздухе, Вильгельм запустил его в угол кухни.

Фрида принялась готовить завтрак, негромко напевая, а Вильгельм сел за стол и закурил коротенькую трубочку. Запах табака был Францу противен, поэтому он отступил в прихожую и сел там на сундук, наблюдая за взрослыми в открытую дверь. Он видел, как Вильгельм с довольным видом хлопает Фриду по заду, как только она проходит мимо в своём вылинявшем, старом халатике. А Фрида, вместо того, чтобы возмутиться, только кокетливо отмахивается.

- Сынок, иди завтракать, - позвала Фрида.

Франц поплёлся на кухню с унылым видом. Есть ему не хотелось. Он не выспался, образ качающегося перед носом огромного сапога стоял перед глазами, к тому же он не доверял Вильгельму и не ждал от него ничего хорошего. С чего это этот человек решил, что он ему пакостит? "Я что, обидел тебя?" - вспомнил он слова Вильгельма. Но ведь и Франц его тоже ничем не обидел, наоборот, хотел помочь! Конечно, если бы он не хотел понравиться мужу Фриды, он бы ни за что не прикоснулся к злосчастным сапогам, но почему этот человек, сразу подозревает в нём какие-то злые намерения?

Франц видел как взрослые обмениваются поверх чашек какими-то новыми, понимающими взглядами. По этим взглядам было заметно, что сейчас в их мире ничего нет, кроме их двоих, а тем более нет там никакого Франца.

Он встал из-за стола, сунул в карман горбушку хлеба, но этого никто не заметил. Франц вышел в палисадник, а потом на улицу, как когда-то в первый раз вышел на улицу из приюта. Он уходил не от Вильгельма, а от новой Фриды, которой, как ему казалось, он больше не нужен.

Накрапывал дождик. Франц по привычке направился на рынок, но продавцов было совсем мало, может быть из-за погоды. Всё вокруг было грустным, тусклым, грязным. Пройдя рынок насквозь, мальчик вышел на улицу, ведущую к порту. По ней, на расстоянии пары десятков метров впереди него, шёл его маленький тёзка за руку со своей бабушкой. На мальчике было новое синее пальто и матросский берет. Наверное, пьяница-счетовод всё-таки отдал своей жене и сыну их вещи. Франц вздохнул и свернул в переулок. Здесь у одних ворот сидела большая одноглазая дворняга с репьями в грязной, свалявшейся шерсти. Франц немного поговорил с ней, обняв псину за шею. Собака облизала ему щёки, а когда мальчик поднялся, чтобы идти дальше, собака пошла за ним.

- Куда ты, медведь? - печально спросил Франц, - у меня нет дома.

Но собака только дружелюбно виляла хвостом и жалось к его ногам.

- Ну что ж, пошли, - вздохнул мальчик, - я знаю одно место возле порта, там можно ночевать. Только там живёт злой дядька. Но поздно вечером он будет, наверное, пьяный, и мы прокрадёмся мимо него. А пока просто так походим.

Мальчик уже начинал понимать, что, наверное, зря ушёл от Фриды, ведь его никто не выгонял. Ну и что, что Вильгельм был не доволен тем, что он сделал с его сапогами? А кто бы был доволен? Будь у самого Франца такие сапоги, он бы сам был не доволен, если бы кто-то их так "почистил". Да, но Фрида...

Когда он вспоминал абсолютно счастливое, светящееся лицо Фриды, он даже головой тряс, стараясь прогнать это воспоминание. И чего бы ей, казалось бы, светиться? Не светилась же она, когда нашла его, Франца. Наоборот - почти умирала. Бледная была, страшная. А сейчас враз выздоровела! Франц нарочно растравлял своё возмущение, глуша малейшее сомнение в том, что ушёл от Фриды правильно.

Узкие безлюдные переулки вывели Франца на центральную городскую площадь. Он помнил, как будучи пятилетним малышом, ходил сюда вместе с другими приютскими детьми, выстроившись в пары, на праздники. У памятника какому-то худому дядьке в обтягивающих штанах и высоких сапогах ставили увитую цветочными гирляндами трибуну. С трибуны выступали солидные богатые люди - говорили долго и непонятно. Дети очень уставали стоять почти неподвижно и пережидать эти нудные речи. Поэтому они с огромным воодушевлением махали маленькими флажками, которые им раздавали перед праздником, когда речь заканчивалась. В этом трепетании флажков после каждого выступления и состоял смысл присутствия сирот на празднике.

Сейчас никакой трибуны возле памятника не было, стояла только небольшая кучка людей, которая постепенно всё увеличивалась. Франц разобрал некоторые реплики, которыми перекидывались горожане, видимо, в ожидании непонятного события:

- Точно здесь поведут?

- Да, да объявления по всему району расклеены, неужели не видели?

- Ой, что ж теперь будет с ними? - тревожно вздохнула какая-то женщина с плетёной кошелкой.

- Да понятно что - расстреляют, - солидно ответил кудрявый парень в форме почтальона.

- Неужели расстреляют?! - ахнула тётка.

- Конечно. Дезертиров расстреливают.

- Неужто здесь стрелять будут, - испуганно спросила какая-то старушка.