Вырезанный живот. Мгновенный человек - [7]
Страшная правда
Предметы женского рода заставляли меня думать, фамилии русских женщин вселяли в меня ужас. Это продолжалось все мое детство и не прекращается до сих пор. Я не перестал бояться, я только научился скрывать свой страх. Фамилия, например: Брусникин. Нормально. Рядовая русская фамилия. Дедушка — ветеран Великой Отечественной Войны, герой Брусникин. Нормально. Брусникин — но не Брусникина. Такой фамилии не существует: Брусникина. Невозможно быть Брусникиной, хоть режьте. Эта фамилия принадлежит ее отцу или отцу ее матери. Брусникин — он. Фамилия — Брусникин. Брусникина — не фамилия, а склонение фамилии Брусникин. Она же говорит: я Брусникина, Наташа Брусникина. Мы за одной партой сидим, в виселицу играем.
«Ты, правда, Брусникина?» — спрашиваю я.
Она подавляет смех рукой и говорит:
«А кто же я, по-твоему? Конечно, Брусникина…»
Недавно узнал, что сын Наташки Брусникиной — здоровый красивый парень, стал героем чеченской войны, настоящим православным воином. И новым мучеником за веру. Видел его фотографию в газете: спецназовец, настоящий русский богатырь. Принял мученическую смерть от чеченских бандитов ваххабитов. Но — подумал я. Он не Брусникин. По мужу Наташка Брусникина, кажется, Карауловой стала. Но это снова не ее фамилия. Какая же она Караулова? И Брусникиной она никогда не была. Нельзя говорить: Брусникина, Караулова. Можно говорить: Брусникин, Караулов. Рядовой Брусникин. Есть! Рядовой Караулов! Есть.
Караулов, только другой, живет в моем подъезде на седьмом этаже, он тоже герой России, боец ОМОНа. Но вот его совсем маленькая дочка Сонька, Сонечка Караулова, которой я прошлым летом член свой показал — это уже совсем другая история. Она только в этом году в школу пойдет. Эта крохотулька с другими маленькими детишками заглянула в мою квартиру через окно, чтобы поиздеваться. Показывает папины зубки и спрашивает: почему у меня нет жены, почему я плохо выгляжу, почему у меня грязно? Я в это время лежал и смотрел на свой автопортрет шариковой ручкой на стене. Я себя под Сару Бернар нарисовал. Смотрел, улыбался своим мыслям, пугался своих мыслей. Но дети не испытывали ко мне ни сострадания, ни уважения. Я напомнил им, что я взрослый человек и имею право не разговаривать. Но они только поудобнее устроились, как в театре. Полностью открыли мое окно и впустили яркий дневной свет, который ослепил меня.
«Дети, я инвалид второй группы, разве ваши папы и мамы вам не говорили, что ко мне нельзя близко подходить…»
«Говорили…» — признались они.
Я вскочил с кровати и разделся догола. Дети с криками разлетелись, как птички с подоконника, но быстро прилетели обратно. Пять маленьких девочек. У каждой маленькой девочки — фамилия ее отца. Караулова. Удальцова, Пастухова, Прохорова, Огурцова. Понимаете — о чем я? Не совсем понимаете? Синицына, Земленухина, Кукушкина, Свешникова, Толбухина — это же все мужские фамилии. Мужская фамилия превратилась в женскую. Мужчина — в женщину.
Я всю жизнь этого ждал и боялся, когда из мужчины женщина выходить начнет. Не внутренняя женщина, не Дама сердца, которую алхимики в Европе «нашей Дианой» называли, выходит из мужчины. В моем случае не женщина выходила из мужчины и поправляла его, а мужчина насильно помещался в женщину, и она начинала носить его фамилию. Как только слышал фамилию русской женщины, я видел, как женщина насильно удерживала мужчину в своем теле; каждая маленькая девочка намного сильнее своего отца, сильнее своего мужчины, ее мужчина уже в ней, в ее руках, она его уже скрутила, она — ведьма, как Пеппи Длинный чулок. Каждая маленькая девочка была такой. Раз она Семенова, Круглова, Васильева, Савельева, Мотовилова…
Мой кошмар: русские фамилии женского рода. Фамилий женского рода не бывает. Фамилии только мужские. Но эти фамилии принимали женский русалочий род. Ведьма жила в фамилии любой русской женщины. Почему фамилии женского рода? Фамилии же только мужские. По отцу.
Наташкина мать: она же раньше не Брусникиной была. Нет, не Брусникиной. Предположим, она была Медведевой. Но Медведева это нонсенс. Невозможно быть Медведевой. Есть только Медведев. Фамилия — Медведев. Медведева — это уже не фамилия. Медведева — это ведьма, неважно, это его жена, дочь или мать.
Наташка Брусникина выведала у меня мою тайну, прознала о моих страхах. После чего рассказала все другим девицам. Они недолго думали, что со мной делать. Наташка подходила ко мне, смотрела мне в глаза, поднимала руки, растопыривала пальцы и шептала: «Я — Наташа Брусникина. Брусникина, Брусникина, Брусникина…»То же самое делала другая девочка: «Я — Вера Гребешкова, — смотрит мне в глаза и просто повторяет свою фамилию: — Гребешкова, Гребешкова, Гребешкова…» И так — каждая. Я начинал метаться, прятаться, кричать. Ничего страшнее, чем эти фамилии, я в своей жизни не слышал. «Ты узнаешь меня? Я — Прохорова Люда. Я — Прохорова, Прохорова. Прохорова…»
К тому времени мы с Наташкой Брусникиной уже не сидели за одной партой, не играли в виселицу: кто кого повесит. Звенит звонок на перемену. Подходит ко мне Наташка и просит назвать ее имя.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.