Выхожу на связь - [16]

— Куда же нам идти? — растерялась Ольга.

— Присоединимся к беженцам. Затеряемся среди них, — спокойно ответил Юзеф. — Если жандармы даже с собаками будут искать, не найдут след. А документы и деньги у нас есть.

Ольга почувствовала в его голосе деловитую уверенность. «Как он быстро меняется… — Но на душе у нее полегчало: — Перестал, кажется, трусить…»

— Это вы хорошо придумали, — улыбнулась она. — Пошли!

— Погоди, — остановил он. — Как ты будешь разговаривать с беженцами? Польского не знаешь… По-русски? Откуда взялась русская? Сразу обратят внимание.

— Они же бегут от наступающей Красной Армии, — вставила Анна. — Как они к тебе отнесутся?

— Что же делать?

— Не знаю, — резко бросил Юзеф. — Я не господь бог.

Ольга опять уловила раздраженность в его тоне. Да, что ни шаг по этой захваченной врагом земле, то все новые задачи с неизвестными приходится им решать… Но не оставаться же здесь, пока не настигнет погоня. Должен же быть какой-то выход! Надо только хорошенько подумать.

— А что, если я притворюсь немой? — предложила она. — Онемела от всего пережитого ужаса… А? Буду молчать как рыба, Откуда они тогда узнают, советская я или нет?

— Сможешь, чтоб ни единого слова? — испытующе спросил Юзеф. — Даже во сне ни звука!

— Попытаюсь…

— Если проговоришься, всем нам — конец.

— Смогу!

Она сглотнула слюну, облизала губы: «Все, больше ни единого… Немая».

Они прошли через лес. На опушке, у дороги — кладбище. Ржавые кресты, деревянные распятья, мраморные изваяния. Они укрылись в старинном склепе, стали выжидать. Улучив удобный момент, когда толпа на дороге сгустилась, присоединились к беженцам.

По шоссе медленно струился шумный людской поток. Скрип колес, мычание, блеяние, ржание сливались с неумолчным говором, выкриками, рыданиями. Только смеха и песен нельзя было уловить в этом гомоне. Пыль, не оседая, желтой кисеей висела над дорогой…

Впереди движение застопорилось. По толпе тревожным ветром прошелестело незнакомое ей слово: «Боши!..»

— Немцы, — тихо проговорил Юзеф и вобрал голову в плечи. — Наверно, нас ищут!

— Матечка! — прошептала Анна.

Ольга пробилась к обочине, посмотрела вперед. В сотне метров поперек дороги стояла цепь гитлеровцев в темных шинелях. Сбоку — крытые машины — фургоны. И еще машины — с солдатами. На кабинах — наведенные на толпу пулеметы.

Толпа медленно просачивалась сквозь цепь, как река меж быков моста.

С каждым шагом фашисты были все ближе. Враги! Живые враги! До этого момента Ольга видела фашистов. Пленных — заросших, обмотанных тряпьем, с затравленными глазами. Видела карикатуры в газетах и плакаты, на которых гитлеровцы были изображены ощерившимися, безобразными, не похожими на людей и оттого тоже не страшными… А сейчас здесь, поперек дороги, возвышались мрачные, будто каменные изваяния. Широко расставлены ноги в тяжелых сапогах. На груди — лунообразные металлические бляхи. Из-под навеса стальных касок — ощупывающие глаза.

— Фельджандармерия!.. — снова прошептал Юзеф.

Кто-то проходил мимо жандармов, и за их спинами толпа снова смыкалась. Кого-то хватали и пинками забрасывали в автомобили-фургоны. Короткие крики повисали в воздухе.

Вот они — враги! Ольгу охватил ужас. Все ее страхи в самолете и в первые часы на чужой земле были ничтожной частичкой по сравнению с тем всепоглощающим воплем, который немо и яростно забился в ней. Ноги обмякли. Ей казалось, что она упадет. Ее била дрожь. «Бежать! Бежать!..» Но по обе стороны — гладкое поле. Кричать? Она сунула руку в карман, мокрой ладонью охватила ребристую округлую поверхность гранаты. Ощупала кольцо взрывателя. В последнюю секунду она выдернет чеку… Ей сразу стало спокойней: «А, была не была! Живы будем — не помрем!..» Тяжелый комок металла нагревался, высушивал ладонь. Она опустила голову, пошла, проволакивая подошвами по пыли и считая шаги.

Жандармы равнодушно проскользили по ней перекрестными взглядами. Проверили документы и пропустили Юзефа и Анну. И снова схватили кого-то позади них.

Ольга перевела дыхание и вынула руку из кармана. И почувствовала, как она устала: только что пережитое волнение, километры дороги, бессонная ночь — все разом навалилось на нее. Но надо было продолжать идти и идти…

Через несколько дней, благополучно миновав все преграды, они вошли в Краков. Столица генерал-губернаторства бурлила. Улицы были запружены беженцами, безработными, немецкими полицейскими, офицерами и солдатами.

Ольга уже больше не боялась гитлеровцев, даже жандармских патрулей: за время дороги страх притупился. Но все же, когда подходила к ним вплотную, рука привычно охватывала «эфочку». Однако на нее, маленькую, исхудавшую и безгласную, по-прежнему никто не обращал внимания. Она же, идя по улицам Кракова, с интересом смотрела по сторонам. Непривычный, красивый город, будто бы ожившая старинная картина: узкие, узорно вымощенные камнем улочки и круглые площади, и в центре каждой — памятники. Тесно прижались друг к другу дома — хоть и обветшалые, но выкрашенные в разные цвета, не похожие друг на друга, с лепными украшениями, узорными решетками на окнах, черепичными крышами и флюгерами. Чуть не на каждом шагу — древние монастыри и островерхие костелы со стрельчатыми цветными окнами. Остатки крепостных степ. Башни с узкими прорезями бойниц… И тут же, меж церквей и старины, — витрины магазинов, рекламы ресторанов… В центре, на площади перед дворцом Пилсудского, — рынок «Тандета», щупальцами рассосавшийся по окрестным улочкам. Над городом, на берегу Вислы, возвышается дворец польских королей Вавель, нагромождение величественных башен и устремленных в небо куполов.