Выходим на рассвете - [29]

Они и познакомились, наверное, благодаря этим свойствам ее души. Это случилось еще в Казани, осенью девятьсот пятого. Он шел в рядах демонстрантов, несших красные флаги и лозунги «Долой самодержавие!». Налетели казаки, пустили в ход нагайки. Ряды смешались, люди побежали. Побежал и Корабельников. Распаленные легкостью победы над безоружными, казаки продолжали преследовать бегущих. Уже слыша позади на мостовой громовой топот копыт, Валентин заметил девушку в сбитой набок черной бархатной шапочке, с белым от страха лицом. Она стояла, прижавшись спиной к стене, стиснув руки на груди, словно надеясь этим уберечься.

— Что ж вы? — он схватил ее за локоть, повлек за собой. Копыта громыхали уже в нескольких шагах позади. А стена, вдоль которой они бежали, казалась бесконечной…

— Сюда! — крикнул он, увидев рядом полуоткрытую дверь подъезда. Продолжая держать девушку за руку, взбежал с нею по лестнице до площадки второго этажа и только там остановился. Лишь теперь он мог внимательнее разглядеть, кого же он спас от казацкой нагайки. Девушка дышала еще возбужденно, полураскрытые губы вздрагивали, словно ей не хватало воздуха, вся она была похожа на трепещущую струну… И только позже, значительно позже, через много дней понял он, что в ту минуту не просто смотрел на нее — любовался ею.

А тогда они долго стояли на укрывшей их полутемной лестнице, пережидая, когда можно будет уже без опасений выйти, и разговаривали. На его вопрос, как она оказалась на демонстрации, она ответила с оттенком обиды: «Вы считаете, я не могла сделать это сознательно?» И рассказала, что она, гимназистка выпускного класса, вместе с несколькими подругами и товарищами тайно читала революционные книги и брошюры и считает своим долгом принять участие в борьбе за свободу. Потому и пошла на демонстрацию.

Тогда он проводил ее до дома. После этого стали встречаться, все больше узнавали друг друга. «А вы не похожи на простого рабочего», — сказала она ему, узнав, кто он. «А вы не похожи на чиновничью дочку», — сказал он ей, услышав, что ее отец статский советник, чиновник губернского казначейства, считающий революционеров врагами государства Российского и стоящий за самые крайние меры по отношению к ним. Ксения была убеждена, что, если отец узнает о ее революционных убеждениях, его хватит удар.

Прошло немного времени, и они поняли, как необходимы друг другу. Они тщательно скрывали свои отношения от всех. О том, чтобы быть всегда вместе, они пока еще не говорили, но каждый втайне мечтал об этом. Не только любимую жену, но и надежного товарища в трудной и опасной жизни революционера, к которой он себя готовил, видел Валентин в Ксении. Именно такой, верной спутницей любимого, хотела быть она, стремилась скорее вырваться из-под власти деспота-отца, прочившего ее, как только она закончит гимназию, за одного из своих подчиненных, к которому он особенно благоволил за угодливость.

Когда Корабельников весной девятьсот шестого года уезжал в Саратов, Ксения заканчивала гимназию. Они договорились, что он напишет ей, как только устроится, а летом, после того как она сдаст последние экзамены, они встретятся и решат все окончательно. Но однажды рано утром, когда Валентин еще спал, в дверь его комнаты постучала хозяйка и слащавым голосом не сказала — пропела: «К вам барышня!» Он наспех натянул одежду, открыл дверь — и увидел Ксению. «Я приехала к тебе совсем!» — решительно заявила она. Ксения рассказала: как только окончила гимназию, отец стал требовать, чтобы она безотлагательно приняла предложение облюбованного им жениха. Она пробовала убедить этого человека в бесплодности его притязаний, даже открылась ему, что любит другого. Но отговорить не удалось, он продолжал настаивать, пожаловался отцу, тот стал метать громы и молнии, кричал, что пора выкинуть дурь из головы, что лучшей партии искать нечего, грозил родительским проклятием, мать рыдала, умоляя подчиниться.

Все кончилось тем, что Ксения почти без вещей ушла из дома и уехала в Саратов, никому не сказав об этом: боялась, что отец ей помешает.

Они зажили счастливо. Первое время, как того требовала конспирация, Ксения не знала о его работе революционера. Потом он постепенно ввел ее в курс некоторых своих дел, и она стала его помощницей. Перед этим Валентин, используя свои связи, устроил Ксению на работу в городскую публичную библиотеку — это было удобное место для тайных передач литературы или писем.

В двенадцатом году, когда Валентина арестовали, Ксения осталась вне подозрений. Поехала она с ним в ссылку по доброй воле.

Местом поселения Корабельникову определили большое таежное село Карым — севернее Ломска, на Оби. В Карыме и в соседних селах уже находилось несколько десятков ссыльных — были среди них большевики, меньшевики, эсеры. Несмотря на разность политических платформ и на постоянные ожесточенные споры, ссыльные жили одной общиной — при всех непримиримых разногласиях их временно объединяло то, что у них был общий враг — самодержавие, и то, что каждый мечтал вернуться к активной борьбе.

В конце лета четырнадцатого, когда началась война, споры среди ссыльных стали еще более острыми: большевики считали, что надо протестовать против ненужной народам войны, меньшевики и эсеры — что следует быть русскими патриотами и, пока идет война, думать не о борьбе с самодержавием, а о победе над тевтонами, угрожающими матушке-России. Через несколько месяцев после начала войны стало известно, что и политических ссыльных призовут в армию. Местный исправник известил их об этом, довольный, что с их отъездом уменьшатся его заботы. Ссыльные к этой новости отнеслись по-разному: большевики радовались, что появится возможность вести революционную работу среди солдат, меньшевики и эсеры — что и они получат возможность повоевать, если не за веру и царя, так за отечество. Обсудив известие о призыве, несколько большевиков, в том числе и Корабельников, понимая, как важно отвоевать армию у царского правительства, решили для пропаганды среди солдат создать организацию, которая объединила бы призванных на военную службу политических ссыльных — противников войны. Такими противниками, вместе с большевиками, стали к тому времени и некоторые из меньшевиков и эсеров. Поэтому было решено назвать организацию «Военно-социалистическим союзом», поскольку она представит собой как бы союз социалистов из трех партий. Но и Корабельников, и его товарищи по ссылке — большевики стояли на том, что союз союзом, это дело временное, а свою большевистскую линию в нем надо держать твердо и руководства ни меньшевикам, ни эсерам не отдавать.