Выход зубной феи - [13]

Трудовик состоял в бурной, пусть и односторонней переписке со всеми инстанциями городских и районных властей. С каждого письма он снимал копию, складывал в личный архив и делал приписку, каким именно непечатным словом вахтер учреждения мотивировал свой отказ в принятии сверхважной корреспонденции. В школе повелитель гаечных ключей и гуру стамески тоже не терял времени зря, ежедневно скрупулёзно записывая всякие мелкие новости, сплетни и почасовую раскладку жизни коллектива. Наряду с хаотичным и нудным потоком сознания автора, в его дневниках нашлось бы немало удивительного для заинтересованных лиц: тут были и странные посетители Финогена Семеновича с подозрительными коробками из-под ксероксов, и влюбленные, но не совсем совершеннолетние воздыхательницы Берина, оккультные сеансы Марины Тухтидзе и многое, многое другое. Сейчас Тихон Гаврилович перелистывал свой кондуит — клеенчатую тетрадь в клетку с птичкой на каждой странице. Он гордился собственной предусмотрительностью и укреплялся в мысли, что лучше не растаскивать великую летопись на цитаты. Решено было передать записки Поленко в их первозданном виде, без купюр. Квазимодыш любовно упаковал тетрадь в бездонный карман, пришитый к брючкам с изнанки, плотно завязал тесемки морским узлом и вздохнул: многолетний труд нашел своего читателя.

На лобзик еще оставалась пара часов, Тихон довольно зажмурился и сложился кузнечиком в мягком кресле перед телевизором — заслуженный отдых после успешной умственной атаки. За окном моросил последний летний дождь, часы убаюкивающе тикали, а будущее было фантастически приятным. В нем Тихон стоял у руля управления школой плечом к плечу с Поленко, и директор ласково улыбался своему единственному помощнику. Вот трудовика выбирают учителем года, да что там, столетия, всенародным голосованием, толпа почитателей круглосуточно дежурит у его подъезда, записывая номерки на руке в очереди прикоснуться, а то и просто посмотреть на эталон педагогической мысли. Его мемуары выходят в свет, первые сорок томов наблюдений за прошлый год. И вот слуга превосходит хозяина, Поленко остается далеко позади и умоляюще смотрит в голубую высь на своего бывшего подчиненного. Но Тихон знает, что время великих людей дорого и не может его тратить на какого-то бывшего летчика. Он получает безвозмездную ссуду от Районо, за заслуги, ну скажем, триста тысяч и строит роскошный дворец прямо напротив школы. Фасад собственноручно украшен макраме из березовой коры, а на резном крыльце выжжены по дереву отрывки из его сочинений. Масштабы уездного города слишком мелки для Тихона, он выходит на международную арену, и тут ему уже рукоплещет загнивающая до его появления Европа. Как же, ведь это он придумал, хм…да все придумал именно он! Америка, земля новаторов и деловых людей, немедленно выписывает гения из заснеженной России.

И вот он мчится на громадной яхте, и не такой, какую Тихон видел у сторожки Рыбнадзора, а целой! Яхта уносит его к берегам Нового Света, где вокруг топчутся американские миллионеры и слезно просят совета. Прямо по курсу — Майями!

Далекий и почти нереальный город Майями был для Тихона сосредоточием всех мыслимых и немыслимых благ, конечной точкой на пути в рай, его Валгаллой и Эльсинором. Там, на берегах неведомой Атлантики ждали утомленного путника социальная помощь, приветливые миграционные службы и простор для творчества. Обо всех этих плюсах Тихон знал не понаслышке: в прошлом году, для расширения кругозора, он затеял переписку с трудовиком из этого города мечты, Карлосом Пуэнтосом. Карлос был вырвавшийся из объятий коммунизма кубинец, человек бывалый, что и позволило ему не прибегать к услугам психотерапевта после первого письма Тихона Гавриловича. До Дяди Сэма в свое время Карлито добрался на собственноручно выструганном плоту, это и помогло ему найти себя в каменных джунглях капитализма. Он стал учителем ремесла в школе для трудных подростков. Не вполне еще американец, мистер Пуэнтос гордился своей новой Родиной, но старался особо не рекламировать ее за пределами — самому не хватало. А то ведь понаедут!

Поэтому на вопросы незнакомцев о его жизни во Флориде, штате цветов, он всегда старался отвечать и отвечать честно. Что трудно, надо много работать, учиться, ходить на курсы, расти над собой, соревноваться с коллегами, а в свободное время читать полезную литературу и соревноваться с коллегами, только уже в вольном стиле, вне офиса. Например, сразиться с ними в регби или за распродажный телевизор в Черную Пятницу.

К письму Тихона Карлос тоже подошел обстоятельно. Хотя работал он еще недолго, но познакомиться с приметами сложновоспитуемых успел и в письме заокеанского коллеги уловил знакомые нотки. «Сэр нуждается в немедленной помощи», — от всего сердца ответил он Тихону. — «Алкоголизм и сумеречные расстройства лечатся в наше время очень успешно». Гугл перевел это весьма вольно, и Тихон выжал из послания только ощущение полной поддержки со стороны Соединенных Штатов.

Итак, заслуженный учитель плыл в сторону жемчужины американского континента. Вот Майями уже замаячило на горизонте пальмами и приветственным салютом. Тихон Гаврилович в позе и почему-то даже в камзоле Наполеона стоит на носу своей выросшей до размеров "Пелоруса" яхты. У его ног суетятся малые народы и президенты стран большой восьмерки… И тут сон закончился.