Выход за ограду - [4]

Профессор, литейщик, гончар и визирь,

портовая шлюха, и жрица, и летчик

я вспомню о них посреди этой ночи,

и память в меня свои когти вонзит.

Всю тяжесть грехов и всю сладость любви

в мгновенье одно на плечах ощущая,

я их (я - себя!) вдруг в душе повстречаю,

приму и прощу, и не стану винить.

Ты плачешь, сестра? Тебе страшно, сестра?

Увы, ты права: жизнь прежней не будет.

И люди сегодня - не прежние люди,

а прежних терзают неверье и страх.

Их мало уже: с каждым днем в небеса

уходят они, чтобы в детях вернуться

и в детях они-то, конечно, проснутся,

но что-то такое исчезнет в глазах.

Поймем ли, сестра, их тоску, их мечты?

Не разумом - сердцем - поймем ли? Не знаю...

Но их как проклятие с благом встречаю

и пью сей коктейль, и сжигаю мосты...

* * *

Возвращаешься в зал, не уверенный в том, что возвращаешься - именно ты.

И, словно почувствовав эту твою неуверенность, позади тяжело шуршит водопад занавеса - отсекая, успокаивая.

Антракт.

* * *

Возвращаемся в зал после антракта.

Возвращаемся...

Криминалисты и писатели-детективщики утверждают, что преступник всегда возвращается на место преступления. Ну а писателя-фантаста иногда невыносимо влечет вернуться обратно - к пройденному, так сказать. Не обязательно в приквеле-сиквеле, традиционно считающихся уделом убогих духом - но хотя бы в продолжении непрямом. Зная лучше многих, что в одну реку дважды не войти, мечтают хотя бы махнуть рукой знакомым, выстраданным персонажам, с которыми вместе прожили часть своей жизни, и часто - всю их жизнь.

Думаете, я о "Нам здесь жить" и "Вашем выходе"? Нет, я о "Песнях Петера Сьлядека". И не только о них.

Возвращения-перемигивания складывают в разрозненную жизнь вроде бы целые кусочки. "Герой должен быть один" и "Одиссей, сын Лаэрта". "Я возьму сам" и "Сумерки мира". "Шутов хоронят за оградой" и "Войти в образ".

Что будет, если жизнь помножить на жизнь?

"Жизнь, которой не было"? И - "Маг в Законе", "Богадельня", "Песни Петера Сьлядека"...

Новый цикл малых, средних и больших произведений-постановок Генри Лайона, который условно можно назвать "хенингским". Объединен он даже не местом действия, а иногда всего лишь упоминаниями о таковом: о герцогстве Хенинг, выдуманном Олди и, по словам самих писателей, находящемся примерно в районе Фландрии - Голландии. Оставим в стороне крупные вещи цикла, "Мага" и "Богадельню", которые достойны отдельной и весьма занимательной беседы. Обратимся-ка к "Песням".

Форма их исполнения выбрана двуликим режиссером удачно: ибо позволяет прикормить птицу нашего воображения необычной ситуацией, а уж потом неспешно и обстоятельно рассказать историю. Потому что "Песни", если брать их сердцевинные сюжеты, - именно истории, сказки для взрослых - и по динамике своей весьма и весьма отличаются от обычных произведений Олди. Как и в традиционных сказках, здесь есть некие изначальные "условия игры", несколько попыток разрешить проблему (игра в "Норнсколль", хождение преследуемого джинном Джаммаля к разного рода специалистам по изгнанию таковых, словесные и оружные дуэли Ахилла Морацци...) - и, главное, разрешение проблемы, причем зачастую предсказуемое, как бы само собой вытекающее из всего, что случилось до финала. Вот только за мгновение до развязки (или уже после того, как она произошла) пара-тройка фраз переворачивает наше видение ситуации с ног на голову. Или, точнее, как раз ставит с головы на ноги.

И оживший отец Игнатий, бывший Жодем Лангбард, вдруг кажется нам отзвуком и знаком будущей беды; Ахилл-младший - воплощением воинственного Квиринуса; Керим Джаммаль - добрым ангелом-хранителем своего джинна по имени Совесть... Да и сам Петер Сьлядек, вроде бы играющий роль этакой Шахерезады, в действительности не столь пассивен и нужен авторам "еще для чего-то". Вдруг появляется в "Бледности..." упоминание о лютне "Капризная госпожа", побуждающей хозяина к вечным скитаниям, - и мы начинаем подозревать, что четырьмя-то историями "Песни" не ограничатся. Вряд ли они разрастутся до объемов семикнижья, как это случилось с "Ведьмаком" Анджея Сапковского, но и без логического своего завершения, как цикла, останутся - вряд ли!

Во всяком случае, никто не запрещает нам на это надеяться.

* * *

Ну, посадишь в кувшин, ну, зальешь сургучом.

И избавился, да? - Ты забыл кой о чем.

Я же совесть твоя, о болван из болванов!

Я с тобою всегда - здесь, за левым плечом.

* * *

А еще в этом театре умеют подбирать нужные костюмы и декорации - вы заметили? Причем делают это так мастерски, что порой остается развести руками и срочно бежать в библиотеку за справочником. Ну, хотя бы чтоб узнать, что значит слово "ашикеры" (что такое "тухес", смутно догадываемся, но спрашивать... нет, не будем спрашивать). Можно, конечно, заподозрить, что местные постановщики выполняют заказ Министерства просвещения, но они ведь будут отнекиваться или - еще лучше! - загадочно улыбаться и цитировать самих себя: "Впрочем, мы и не обещали давать ответы на все загадки Мироздания..."

Ну их, загадки!

Тем более что Олди мастера их загадывать - вот как раз теми самыми костюмами и декорациями. То зачем-то назовут Морацци-младшего Ахиллом, то для истории про излишне совестливого торговца выбирают старую-престарую историю с освобожденным джинном - и Керим Джаммаль становится честнее пионера Вольки...