Выход - [2]

Реальность была настолько по-вкусному более странной, что Лимпопо это безумно нравилось. Выходило так, что если тебя направляли на устранение каких-либо неполадок и ты находил конкретного человека, ответственного за все эти неполадки, то с полной уверенностью мог сказать, что металлоконструкция была смещена на три градуса не из-за относительного скольжения, а из-за того, что напортачил какой-то засранец. Более того, этот засранец понимал: ты знаешь, что во всем был виноват именно он. Однако тот факт, что в квитанции было написано «СРОЧНО ИСПРАВИТЬ СТРУКТУРНЫЙ БЛОК-3 НА 120 °CЕВЕРО-СЕВЕРО-ВОСТОК», а не «СРОЧНО ИСПРАВИТЬ СТРУКТУРНЫЙ БЛОК-3 НА 120 °CЕВЕРО-СЕВЕРО-ВОСТОК, ПОТОМУ ЧТО КАКОЙ-ТО ЗАСРАНЕЦ НЕ МОЖЕТ ВЫПОЛНИТЬ ИНСТРУКЦИИ», делало эти взаимоотношения похожими на манерное представление в театре кабуки, где нужно было постоянно говорить в страдательном залоге: «Балка была смещена» вместо «Ты напортачил с балкой».

Эти условности, которым некоторые исследователи дали название «Сетевой социальной невнимательности», но все остальные называли эффектом «Как это вообще здесь оказалось?», стали серьезным сдвигом в инициативе по строительству распределенных убежищ Верховной комиссии ООН по делам беженцев. До сих пор вся эта хрень сводилась к игровой форме и велись таблицы лидеров по самым идеально выполненным монтажным работам и по самым успешным собирателям отходов. Тестовые сборки сопровождались разгневанными стычками и драками. Но даже это было плюсом, ведь каждая сборка[3] в этом случае разбивалась на две или три подгруппы, и все они приводили к строительству обособленного здания. Три по цене одного! Неизбежно эти отколовшиеся проекты становились менее амбициозными, нежели чем подразумевалось изначальным планом.

Ранние объекты отличались характерным видом: обычно строились широкие, плоские, низкие здания с тремя этажами вместо запланированных десяти, так как половина рабочих просто ушли. Через сто метров – еще три здания, каждое в два раза меньше оригинала, являющиеся разветвленными и повторно разветвленными проектами зданий, явно построенными специально мстительными раскольниками. На некоторых объектах выстраивались спирали Фибоначчи, состоявшие из становившихся все меньше и меньше проектных разветвлений, что заканчивалось апофеозом враждебности – детским игровым домиком.

Здания давно вышли за пределы репозитория[4] Управления верховного комиссара ООН по правам беженцев (УВКБ), ориентированного на ушельцев, и мутировали в бесчисленные разновидности комплексов, выходящих за пределы пантеона больница/школа/жилье для беженцев. «Бандаж и Брекеты» были первой попыткой строительства таверны. Схемы ресторанных кухонь ненамного отличались от лагерных кухонь, а просторные места общего пользования были довольно просты для проектирования, однако сам дух этого места имел качественно новое значение: тысячи исправлений и доработок просто не позволили бы сказать при входе сюда: «Это похоже на жилье для беженцев, переделанное в ресторан». Но «Бандаж и Брекеты» никто бы и не принял за обычный ресторан. Их основным достоинством было проекционное освещение, которое позволяло раскрашивать внутренние поверхности и интерьер в едва уловимые красно-зеленые тона, которые показывали жителям, на какую неисправность следует обратить особое внимание. Это соответствовало плану УВКБ, но, опять же, имелась большая разница между раздачей пайковых пицц беженцам, спасающимся от последствий изменения климата, и сервировкой изысканных коктейлей с сухим льдом, сделанных из порошкового алкоголя посредством иммерсионной печати. Ни один лагерь для беженцев не производил у себя столько зонтиков для коктейлей и соломинок идеальной формы.

В среднем за день «Бандаж и Брекеты» обслуживали несколько сотен людей. По воскресеньям – более пяти сотен. Приток салаг сделал это место излюбленным для тех, кто искал таланты, половых партнеров, подельников, товарищей по играм и, несомненно, жертв. Лимпопо первой вошла в дверь, поэтому сегодня она будет метрдотелем.

Аналитика показывала, что пиво, поставленное вчера вечером, хорошо созрело. Уровень водородных элементов составлял 45 процентов, что позволяло «Бандажу и Брекетам» работать еще две недели – подвесные двигатели на крыше функционировали в полную мощность, электролизируя сточные воды и закачивая получаемый водород в элементы. В подвале стояло пятьдесят элементов, добытых из брошенных авиалайнеров, которые в свое время обнаружили дроны. Эти самолеты давно уже не были пригодны к полету, однако в них нашлось столько материальных средств для «Бандажа и Брекетов», например, из сидений удалось сделать десятки скамей. Износостойкая обивка легко чистилась, при каждом движении тряпкой по ее защищенной от грязи поверхности проступали узоры, которые можно было сделать не такими яркими уже следующим движением.

Однако водородные элементы были самой удачной находкой. Без них «Бандаж и Брекеты» были бы совсем другими из-за постоянного дефицита электричества и отключения отдельных потребителей. Лимпопо волновало, что их могут украсть; ей едва хватало сил, чтобы не утратить самоконтроль и не установить наблюдение за всеми коммунальными узлами.