Киоск Гретль стоял в мёртвом «Уолмарте» вдали от трассы I-5 в Пико Ривера[1]. Не самое оживлённое местечко, но ей это даже нравилось. При создании функциональной скульптуры (бренда, которым она занималась) свободное время для размышлений важнейшее дело. Вот только в две тысячи двадцать седьмом мало кто мог себе позволить эту роскошь — размышлять.
Потому-то Гретль и надеялась, что венчурный капиталист оставит её в покое. Он не покупатель скульптур, не приятель-художник — нет, он явился приобрести её. И опоздал лет на тридцать.
— Знаете, я вами по горло наелась ещё в девяносто девятом. На Сэндхилл-роуд[2] это было. Один из ваших партнёров-основателей, думаю, Кляйнер... так вот, этот чувак не переставал хавать свой салат, пока я перед ним распиналась, всю презентацию. А когда я всё выложила, утёр рот, посмотрел в пространство над моим плечом и сказал: он не верит, что я смогу расшириться. И всё. Он даже не потрудился заглянуть в мою визитку. Выходя из кабинета, я оглянулась и увидела, как он смёл её в мусорное ведро вместе с обёрткой от салата.
ВК[3] покачал головой. Он был молод и выглядел каким-то слащаво-вощёным, как человек, который привык корректировать свою биохимию большими дозами геномодифицированного йогурта.
— Это были не мы. Мы — франшиза[4], базируемся в Лос-Анджелесе. Я только что открыл инглвудское[5] отделение. Но я понимаю, из-за этой истории вы не слишком к нам расположены. И что, вы повстречали своего ВК?
Брошенный Гретль планшет с грохотом упал в переполненный примовский[6] бак. Она вытерла руки о платье, искусно сшитое из задних карманов винтажных контрабандных «левисов»[7]. Потрёпанные красные лейблы с грамматическими ошибками были гордо выставлены напоказ.
— Сынок, это же был девяносто девятый. В тот год ВК не сочиняли планов и графиков. Они как могли вычищали свои портфолио от мельчайших изъянов и трясли учредителей, пытаясь хапнуть как можно больше, пока рынок не рухнул. Но не это меня так огорчило на Сэндхилл-роуд...
— Мы в Инглвуде.
— Да-да, я помню, — Ну что за хрень, ещё только среда, недельный план выполнен, а этот ВК такой симпатяга... если, конечно, вам они нравятся молоденькими. У него были отличные зубы — но у них у всех теперь такие — и давний след на переносице, будто от удара кулаком: похоже, ему пришлось выдержать нешуточную драку на экзаменах в бизнес-школу. — Так вот. У меня был работоспособный, проверенный на полумиллионе пользователей код. В те дни это была большая цифра. Мы занимались модерированнем — разрабатывали эвристические алгоритмы, определяющие флеймогенность сообщений на сетевых бордах[8]. Потом самые тяжёлые случаи перепоручались добровольцам, которые вслепую проверяли друг друга на объективность. Тогда ВВС вручную модерировала миллион постов на своём форуме в день. Мы могли управиться с этим получше. Но никто не верил, что мы разовьёмся во что-то большее, — ведь какие у нас были пользователи? Мелкая рыбешка — занимались переделкой авто, кулинарией и прочей дребеденью. Большинство работало у нас в «референсной потребительской группе», а взамен мы обеспечивали им бесплатный доступ — вот так в те дни и выкручивались сетевые бизнес-проныры.
В две тысячи седьмом мы были «Веб 2.0»[9]. То есть мы стали бы «Веб 2.0» после «Веб 0.9», но тогда нам показалось, что мир наконец-то готов нас принять. Нам был нужен только небольшой капиталец, чтобы оплатить проектирование фич, которых так жаждали наши типичные клиенты, привыкшие всё качать и заливать на халяву. Я оббивала на Сэндхилл порога каждого туалетного уборщика — о, простите, младшего бизнес-аналитика — и долбила им мозги. Они сочиняли великолепные отчёты. Но нам ничего не дали. Никто не инвестировал, все только поглощали. Идиоты Сарбейнс и Оксли[10] уничтожили IPO[11] как понятие — и венчурных капиталистов вместе с ним.
Киоск через проход был вдвое меньше её собственного. Там хозяйничала старая пара из Шэньчжэня[12]. Видок у них, признаться, был не ахти: оба с ног до головы в старых следах от ожогов, полученных ещё на фабрике пластмассы, где они повстречали друг друга. Теперь торгуют вызывающим ностальгию «железом», старыми, но работоспособными устройствами и всякими фенечками времён расцвета ВТО[13]. Пара превосходно дополняла бизнес самой Гретль, так что отношения у них складывались самые дружественные. Старушка называла себя Хлоей. Сейчас она как раз сделала Гретль едва заметный жест, означавший: «Нужна тебе подмога, чтобы сплавить этого засранца?»
«Всё в порядке, — помахала ей Гретль. — Пообедаем минут через двадцать?»
Старушка покачалась взад-вперёд. «Только не диетическим хавчиком».
Гретль энергично кивнула. Диетическая еда и едой-то не была — просто питательные вещества да вкусовые добавки. Среди товаров в ларьках продуктового рынка она составляла восемьдесят процентов, поскольку продуктовый принтер и сырьё для него стоили гроши, а любой продуктохакер мог заявить о себе, поигравшись с экзотическими сочетаниями текстуры/добавки/температуры.
— У тебя двадцать минут, мистер ВК.
— Удхай, — сказал тот. — Удхай Гонсалес. — И протянул ей визитку — надпись была выгравирована лазером на крупной лимской фасолине. Гретль опустила её в карман.
