Выдумки чистой воды - [7]

Сначала загорелось вдали светлое зарево, и понеслась к нему лихие всадники, и сердце Водяного защемило при воспоминании о доброй старине, когда, лишь только вскрывалась река, люди приносили ему, владыке, в жертву немалую лошадку да крепенького гусака... Но тут же наш герой встряхнулся, напомнил себе, что теперь он - человек, и вновь устремил взгляд на неистовствующий экран. А творились на нем подлинные чудеса!

Так, всадники свое уже отскакали, и пошли все к тому же зареву уже другие люди. Иные из них праздно чеканили шаг, а большинство непрестанно мостило дорогу. Но вот в чем диво: те, чеканные, шли себе впереди, работники - позади, а просторная, гладкая дорога почему-то возникала именно перед праздноидущими! Те же, кто ее строил, вынуждены были опять и опять править колдобины, заравнивать ямы, засыпать лужи. Да еще незадача: эти строители то одного, то другого собрата своего выхватывали из своих же рядов и сердито, даже злобно отшвыривали на обочину. Надо сказать, многих они так пошвыряли, будто мусор, однако порой вдруг кидались к вышвырнутым, заботливо подбирали их, стряхивали пыль и возвращали в строй, но в прежнем ритме мостить дорогу могли не все ранее отвергнутые, потому что из них кого покалечили на обочине, а кого и насмерть прибили.

Водяной глаз не мог отвести от необычайного зрелища. При всей странности происходящего, была в нем какая-то притягивающая, великая сила. Душу его словно бы судорогой сводило, когда видел он гибель, настигающую многих и многих в этом устремленном вперед потоке, когда видел сонмища врагов, пытавшихся уничтожить и самих строителей, и дело их рук. И слезы исторгло его сердце, и ожгла тоска, что беззаботно наслаждался он обимурским привольем, ужалила зависть, что изначально не родился он человеком...

Чувствуя, что боль в сердце не дает спокойно смотреть на экран, Водяной окинул взором колонну и то же выражение тоски и гордости уловил на некоторых молодых лицах.

Правда, чем далее менялись картины на экране, тем более меркли лица. Высокое чело Спящего подернулось печалью. Нервно сжались сонные пальцы, и человек в белом халате озабоченно взял его за запястье. А на экране люди все строили да строили свою дорогу, светлые дали все также манили, а идущие впереди, толстея на ходу, все отбивали да отбивали шаг...

Немыслимо лохматый юнец, что стоял неподалеку от Водяного, вдруг рванулся из рядов, добежал до деревьев, окаймляющих площадь, взлетел на самое высокое - да ка-а-ак свистнет!

Сорвалась с тополиных веток стая листвы, взвилась в поднебесье. Влипла в землю привядшая трава, осыпались остатки цветов на клумбах, а с плеч памятника едва не сорвало шубу - чудом успел он подхватить чугунный мех обломком руки да принять прежнюю величавую стойку. И Водяной различил ненависть в его на миг ожившем взгляде...

А на свист прилетели Четыре Брата-Ветры, заметались над площадью, снимая окаменелость плакатов и транспарантов, шалым порывом сорвало провода с головы Спящего - и экран погас.

Спящего бережно впихнули в машину и стремительно умчали куда-то, где, наверное, многие старики спят вечным сном памяти, не ведая и не желая ведать, что происходит наяву. Колонну развернули и куда-то вновь повлекли, причем впереди, под гром оркестра, шествовал грузовик с лопатами, и Водяной догадался, что та дорога продолжает строиться и по сей день...

Он посмотрел вокруг. Парня на дереве уже не было. Может быть, слез под шумок - да и был таков. А может, Ветры-хулиганы подхватили его, унесли на крыльях.

Однако негоже было мешкать и царю Обимурскому. Памятник вновь устремил на него свой черный, ужасный взор, и наш герой, ощутивший свободу, когда люди разошлись, пустился с опасной площади во всю прыть, радуясь, что достались ему такие длинные и проворные ноги, и отметив, справедливости ради, что хвост, конечно, хорошее дело и величавость придает, однако на суше все это без надобности. Ну что же, всем нам рано или поздно свойственно открывать для себя то, что называемся прописными истинами!

*

Между тем наш герой миновал уже два квартала главной улицы, названной именем того самого великана в вечной шубе, который караулил с ружьем Город. Имя его было... да Бог с ним! Оно не имеет для нас значения. Главное, что по этой улице Водяной достиг старинного, еще прошлого века, двухэтажного здания с изваяниями на крыше. Это был главный городской гастроном.

Чудилось, внутри его происходит нечто необычное. Мужчины и женщины, обгоняя друг друга, взбирались по сточенным временем ступенькам, на миг застревали в дверях, толкались, норовя обойти соперников, - и исчезали в магазинных недрах. Это напоминало движение ручейков, питающих могучую реку.

Входили все. Не выходил никто. Возможно, там происходило великое событие? Возможно, похититель там? А что если в толкотне удастся вернуть куртку?.. И, подумав так, царь Обимурский (инкогнито) ввинтился в дверь, получая при этом тычки во все места, куда только мог получить.

Внутри Водяного пнул густой дух раздраженных людей. Осмотревшись, наш герой увидел, что по всему первому этажу гастронома струились три человеческих потока. Люди в них сбились плотно, как бы готовясь к осаде, а тот, кто пытался этот монолит разбить, натыкался на обороняющий крик: "Вы здесь не стояли!" - и отпадал к хвостам этих трех змей, потому что очередь - это и есть змея, которая берет людей в полон и выгрызает из них человеческое достоинство.