Выдумки чистой воды - [38]

К тому времени над многими соседними домами вертелись подобные же петушки, а те из соседей, у кого их еще не было, ждали, когда же наступит их очередь и бродяга сделает им такой же амулет. Да, именно амулет. Потому что было замечено: разноцветные живые флюгеры приносили в дом мир и согласие. И как это так получалось, бродяга и сам не знал. Тем более, что у него в доме не было особенного счастья.

А ведь поначалу все было хорошо. Жена была красива, умна, добра, она была прекрасная хозяйка и в то же время успевала еще помогать бродяге в его работе. И все же… Шло время, и бродяга стал все чаще ловить себя на мысли, что жена его хоть и похожа на фею, но… она как все, хоть и немного лучше, да не более того. А фея… Волосы у нее были мягкие и голос нежнее. А как она улыбалась! Как грустила… С каждым днем, с каждой ночью бродяга стал все чаще вспоминать свою прекрасную фею. А потом наступило время, когда ни о чем кроме феи он думать уже не мог. Бродяга стал медлителен, рассеян и отвечал невпопад, а то и вовсе отмалчивался.

А потом, как-то под утро, бродяга вдруг понял: а ведь женился-то он только потому, что девушка была похожа на фею — по крайней мере так ему тогда казалось. Но теперь, когда он окончательно убедился в том, что это не так, что фея несравненно умнее, добрее, красивее… Тогда зачем все это? Зачем?!

Бродяга осторожно, чтоб не разбудить жену, поднялся, оделся, сложил в котомку свой немудрящий инструмент и вышел на крыльцо.

Начинало светать, блекли последние звезды. Бродяга вздохнул. И услышал…

— Прости меня!

Бродяга оглянулся. На пороге стояла жена. Лицо у нее было грустное и немножко растерянное.

— Прости меня, — повторила жена. — Я не сумела исполнить третье желание. Может, ты скажешь четвертое, и тогда я попробую…

Бродяга покачал головой. Но и не двинулся с места.

А в это время из-за леса показался самый верхний краешек солнца, и все окрестные флюгеры завертели головами, захлопали крыльями и прокричали зарю.

Елена Крюкова ЮПИТЕР. ВОКЗАЛ

…Он огромный и тяжелый.

С дегтем, с чернью заодно.

И клеймом на плоти голой —

Это Красное Пятно.

Сотни тысяч астрономов

Умирали, не узнав

В юпитерианских громах

Атомный его состав!

Господи… Какая сила

Через копоть, чад и дым

По Земле меня носила —

По вокзалам огневым?

Чай пила и булку ела.

Выгибала над пургой

В шубе спрятанное тело

Коромысловой дугой!

А когда по мерзлым шпалам

Грохотал состав чумной,

Та звезда опять вставала

И блистала надо мной.

Человеческие жизни,

Крепких тел печальный прах!

Вы по зимней по отчизне

Нагоститесь в поездах.

Всяк из нас ладонью вытер

Рот, отпив свое вино.

И уже горит Юпитер,

Дышит Красное Пятно.

И уже я плачу: это

Поднимается вдали

Та Великая Планета,

Что впитала кровь Земли.

Елена Крюкова НЕПТУН

…Подлетаем к седому Нептуну.

Вот он, новый, неведомый мир.

Облака — атмосферные руны!

Он синеет в ночи, как сапфир!..

По нему полосами — узоры,

Ветви, молнии, блики, круги —

Будто песни незримого хора

В январе, когда ночью — ни зги…

Мы все дальше от Солнца уходим!

Вот оно — тусклой лампы язык

В придорожном кафе, в непогоде,

Где над кружкою плачет старик…

Ходят по небу звезды! И хором,

И сиротским нам хором кричат:

Будь в парче ты царем или вором,

Все равно не вернешься назад!

Пусть Нептун по орбите проходит

Год земной хоть за тысячу лет,—

Ты — на Площади в зимнем народе,

И тебе утешения нет.

Александр Бушков (Красноярск) ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА, ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

Паровоз заухал, зашипел, зафыркал, пустил дым, дернул разноцветные вагоны, и они поплыли мимо поручика Сабурова, навсегда уносясь из его жизни. Поезд длинно просвистел за семафором, и настала тишина, а дым развеяло в спокойном воздухе. «Чох якши», — мысленно сказал себе по-басурмански Сабуров, и от окружающего благолепия ему на глаза едва не навернулись слезы. Для здешних обывателей тут было скучное захолустье, затрюханный уезд, забытый богом и губернскими властями. А для него тут была Россия.

Ему вдруг неизвестно почему показалось, будто все это уже было в его жизни — красное зданьице вокзала с подведенными белыми полуколоннами и карнизами, пузатый станционный жандарм, изящная водонапорная башенка с кирпичными узорами поверху, сидящие поодаль в траве мужики, возы с распряженными лошадьми, рельсы, чахленькие липы. Хотя откуда ему взяться, такому чувству, если Сабуров здесь впервые?

Он подхватил свой кофр-фор и направился в сторону возов — путь предстоял неблизкий, и нужно было поспешать.

И тут сработало чутье, звериное ощущение опасности и тревоги — способность, подаренная войной то ли к добру, то ли к худу, награда ее и память. Испуганное лицо мужика у ближнего воза послужило толчком или что другое, но поручик Сабуров быстро осмотрелся окрест, и рука было привычно дернулась к эфесу, но потом опустилась.

Его умело обкладывали.

Пузатый станционный жандарм оказался совсем близко, позади, и справа надвигались еще двое, помоложе, поздоровше, ловчее на вид, и слева двое таких же, молодых, ражих, а спереди подходили ротмистр в лазоревой шинели и какой-то в партикулярном, кряжистый, неприятный. Лица у всех и жадно-азартные, и испуганные чуточку — как перед атакой, право слово, только где ж