Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать? - [80]

Персональный состав парламента вообще нельзя недооценивать. Депутаты, избранные не по принципу «лучший из лучших», не участвовавшие в жесткой конкурентной борьбе, а получившие свои мандаты путем искусственного отбора, имеют недостаточные мотивации для принятия высококачественных парламентских решений. Для них при голосовании за законопроект определяющим, скорее всего, будет не поиск единственной точной формулы принимаемого правила, а мнение тех, с чьей помощью они получили депутатское место. Это простой человеческий фактор. Именно на него опираются авторы избирательных трансформаций, производимых во имя достижения определенных политических целей. Но этот же фактор, возвращаясь бумерангом, наносит удар по престижу и качеству работы парламента.

Ситуацию тотальной «непредставленности» пытались скорректировать вручную. И действительно, персонально-социальный состав Государственной Думы в течение последних созывов претерпевал некоторые изменения. В нем уменьшилось число «профессиональных политиков» и представителей бизнеса, как федерального, так и крупного регионального (хотя эти две группы по-прежнему остались самыми большими в депутатском корпусе). В три раза сократилась численность группы, обозначенной в таблицах как «прочие» и включающей в себя отчасти случайных людей, попавших в списки в основном по линии Общероссийского народного фронта для демонстрации «социального разнообразия». Резко увеличилось число «бюджетников» и профсоюзных деятелей. В несколько раз выросла численность бывших глав муниципальных образований, особенно среди депутатов, избранных по мажоритарным округам. Почти в три раза больше стало бывших спикеров региональных парламентов, усилилась и представленность региональной номенклатуры. Удвоилось число представителей медиабизнеса, журналистов, космонавтов, расширилась даже и так немаленькая группа спортсменов и спортивных чиновников. Повысилась доля представителей региональных элит, в том числе команд губернаторов[348].

Однако искусственная корректировка не дала особого эффекта. Увеличение среди депутатов доли «бюджетников» стало результатом длительного ограничения политической конкуренции, обусловленного заинтересованностью власти, в том числе региональной, в формировании управляемого депутатского корпуса через «бюджетозависимых» кандидатов. В итоге анализ состава Государственной Думы VII созыва показал, что реальное разнообразие интересов вновь оказалось сосредоточено внутри одной фракции «Единая Россия». Состав фракций других партий (во многом по причине общего уменьшения числа «списочных» мест), по сути, сузился до простой формулы «партийная номенклатура плюс отдельные представители крупного регионального бизнеса» [349]. Очевидно, что никакого совершенствования представительного характера парламента не произошло. Технически реформа привела лишь к очередному увеличению представительства «Единой России» и к образованию мегафракции из 343 депутатов, которую пришлось делить уже не на четыре, как в прошлых двух созывах, а на пять депутатских групп — дабы замаскировать этот среднеазиатский эффект абсолютного большинства, образовавшийся от пересушенной (чрезмерно заниженной административными методами) явки и интенсивного электорального творчества отдельных регионов, добившихся увеличения своего представительства. Даже посты в президиуме Думы и в ее комитетах были распределены так, как будто сохраняется прежняя фракционная пропорция VI созыва, где «Единая Россия» не обладала конституционным большинством.

Длительное искусственное формирование персонального состава парламента, достигаемое путем специальной трансформации избирательного законодательства под запрос личной лояльности и создания условий для беспроблемной реализации любых планов исполнительной (президентской) власти, рано или поздно не могло не привести ни к чему иному, нежели к принципу какократического отбора — то есть к власти худших. Любая яркая и сильная личность не может быть безвольно зависимой и безмолвно послушной. Но именно такие личности априори не могут удовлетворять требованиям такого запроса. Если они случайно и проникают сквозь сито искусственного отбора, то со временем от них избавляются любыми способами, трансформируя под эту задачу законодательство, внутри-парламентские процедуры или создавая специальные административные практики. Ячейки же предварительного отбора становятся все мельче и мельче.

В итоге состояние персонального состава парламента в России довольно точно охарактеризовал Председатель Государственной Думы Вячеслав Володин, в прошлом заместитель руководителя Администрации Президента и соавтор значительной части избирательных реформ последнего десятилетия: «После того, как партии сформировались, стали конкурировать партийные бренды, а не личности. Наполнение партийных списков авторитетными людьми уже стало вторичным. Это плохо очень, потому что качество представительства в Думе стало снижаться»[350]. Правда, Володин слегка слукавил — количество партий, допущенных к выборам в течение 10 лет, было строго и необоснованно ограничено государством. Отстранение от предвыборной борьбы реальных оппозиционных политических сил как раз и являлось одним из важнейших элементов трансформации избирательного законодательства. Естественно, что в отсутствие политической конкуренции оставшиеся в политическом поле партии перестали заботиться о качестве персонального отбора кандидатов. В итоге VI Государственная Дума стала парламентом с одним из самых низких рейтингов и самым печальным законодательным итогом своей работы.